Следующие несколько лет Япония старалась добиться от России разъяснений по поводу ее намерений в Корее, хотя истребление иностранцев во время Боксерского восстания, по сути, положило конец любым практическим мерам в регионе.
…Японский министр иностранных дел маркиз Ито, – писал Гурко, – осведомившийся о приобретении нами концессии в Северной Корее и встревоженный тем, что мы ввели в Маньчжурию значительную военную силу, которую, несмотря на подавление боксерского движения, по-видимому, не собираемся из нее уводить, вел с [бароном Р. Р. Розеном, российским посланником в Японии] по этому поводу весьма сериозные разговоры.
Маркиз Ито прямо заявил, что Япония вынуждена перекинуть свое владычество на часть Азиатского материка, так как население ее, вследствие естественного прироста, уже не может безбедно жить в пределах составляющих Японию островов. Такой частью Азиатского материка может быть, говорил Ито, только Корея, и притом преимущественно северная ее часть, так как Корейский полуостров и более южные части Восточно-Азиатского побережья, если не считать уже занятого Россией Ляодунского полуострова, столь густо населены, что о переселении туда японцев речи быть не может.
Маркиз отправился в Санкт-Петербург – дорога заняла более восьми недель, через Суэцкий канал – и ждал там несколько месяцев, но никто из имперского правительства его не принял и беседовать с ним не пожелал. Каковы бы ни были тогда намерения николаевского правительства, в этом состояла затяжная, трусливая и бесчестная неудача русской дипломатии, за которую впоследствии взыщется высокая цена.
Витте сам поехал на Дальний Восток с инспекцией и в октябре 1902 года посетил Владивосток, где встречался с влиятельными предпринимателями и общественными деятелями, среди которых был и Жюль Бринер, и «совершенно ознакомился с тем, что там делается на дальней окраине, и из всего… осмотра вывел мрачные заключения»[40]. Министра финансов особенно заботил рост иностранных предприятий на русском Дальнем Востоке: по этой причине он отменил привилегии порто-франко для иностранцев, которые в самом начале и привели сюда из Японии Жюля. Но тот сейчас был гражданином России, и это вполне отвечало его интересам.
Японский микадо Муцухито по-прежнему стремился к какой-то договоренности с Россией, но ситуация становилась все более угрожающей. Вскоре должен был войти в строй Транссиб, который теоретически мог перебрасывать русские полки на восток всего за несколько недель. Однако к тому моменту объезд вокруг озера Байкал еще не начали, поэтому и войскам, и обычным пассажирам приходилось переправляться через озеро на судне, а затем опять пересаживаться на железную дорогу. Более того, только что запустили Китайско-восточную железную дорогу – предприятие целиком русское: она пересекала Маньчжурию на юг, до самого Порт-Артура, и по этим вот рельсам русские войска могли оказываться всего в нескольких сотнях километров от реки Ялу. С японской точки зрения это беспокоило больше всего: в марте 1903-го лесная концессия заработала, а потому вооруженная охрана лесоразработок по контракту с корейским императором была оправдана.
К этому времени неверной рукой Николая II уже вовсю водили империалистские амбиции Безобразова, который в январе 1903 года съездил в Порт-Артур; в его распоряжении находились два миллиона рублей (40 миллионов долларов в сегодняшних деньгах) из личного царского фонда – «кредит… “на известное Его Императорскому Величеству употребление”»[41]. Кроме того, у него имелся план «о преобразовании управления Квантунской области в наместничество на Дальнем Востоке с подчинением наместнику всех наших войск и предприятий, находящихся в Маньчжурии», – по сути, квази-независимую вице-монархию. Чтобы не выглядеть карьеристом, взыскующим места для себя самого, Безобразов прельщает титулом наместника начальника Квантунской области адмирала Алексеева. «Под напором разыгравшегося честолюбия, – пишет далее Гурко, – Алексеев поддерживает Безобразова и в вопросе о концессии на Ялу».
В какой-то момент Санкт-Петербург решает пойти на попятную:
Между прочим, на уведомления о последовавшем в Петербурге (16 февраля 1903 г.) решении эвакуировать Южную Маньчжурию, согласно принятому нами обязательству к 26 марта 1903 г., с переводом расположенных там войск вовнутрь России, Алексеев, отчасти ради обеспечения Порт-Артура большей военной силой, но отчасти и ради привлечения к себе расположения Безобразова, отвечает настойчивым ходатайством о передвижении этих войск в Квантунскую область… Самоуверенность и нахальство Безобразова доходят к этому времени вследствие этого до такой степени, что он представляет государю записку под заголовком «Расценка положений», в которой не только доказывает необходимость увеличить численность наших войск на Дальнем Востоке на 35 000 человек, но еще указывает, как их расположить. При этом он совершенно не считается с принятым нами обязательством очистить к 26 марта 1903 г. от наших войск всю Южную Маньчжурию и предполагает даже ввести в Северную Корею конный отряд с горными орудиями в 5000 человек.