Мирные переговоры шли, пока японцы хозяйничали на Сахалине, а адмирал Того намеревался взять весь Владивосток в заложники. Именно этого с ужасом ждали все жители города – особенно после того, как газета «Джапэн Таймз» написала, что «раз пролив Мамия [Татарский] в наших руках, блокада Владивостока станет предприятием весьма действенным»[52]. Для пароходной компании Жюля Бринера возможность вооруженной блокады города виделась особенно жуткой.
Когда в конце августа Портсмутский мирный договор был подписан (что принесло упорному борцу за него Тедди Рузевелту Нобелевскую премию мира), «международный город» Владивосток Россия все же не сдала.
Но имперскому правительству теперь грозила иная опасность – гораздо сильнее и уже не на Дальнем Востоке, а прямо у царского крыльца.
После начала войны из павловских коленных рефлексов патриотизма в России постепенно развились антивоенные настроения – их разжигали демагоги в прессе и подстрекатели на площадях: они призывали народ выступить против войны. В мае 1905 года земские деятели обратились к самодержцу прямо: «Государь! Преступным небрежением и злоупотреблением Ваших советников Россия ввергнута в гибельную войну, наша армия не могла одолеть врага, наш флот уничтожен, и грознее опасности внешней разгорается внутренняя усобица»[53]. Те же чувства выражали демонстранты по всей России. «Достаточно сказать, что общее число рабочих забастовочных дней в течение января 1905 г. достигло совершенно небывалой и с тех пор не достигнутой цифры – 920 тысяч. О значительности этой цифры можно судить по тому, что до тех пор максимальное число рабочих забастовочных дней в течение целого года во всей империи составило (в 1903 г.) всего 445 тысяч»[54].
22 января 1905 года около 140 тысяч подданных Николая II двинулись к Зимнему дворцу с пением гимна «Боже Царя храни». Когда выяснилось, что все главные перекрестки блокированы царскими войсками, в том числе – конными казаками, антивоенные демонстранты ринулись вперед, и солдаты открыли огонь. До двухсот человек погибло, ранило до восьмисот.
«Кровавое воскресенье, – писал Мэсси, – стало поворотным пунктом в русской истории. Оно разбило древнюю мифическую веру в то, что царь и народ едины… Но было лишь началом года террора»[55]. Целью стало свержение николаевского режима. Через девять месяцев всю страну охватила общая забастовка – не ходили поезда, не подавалось электричество, не работали больницы, не выпускались газеты.
Наконец 30 октября Николай II уступил всю полноту власти и титул «самодержца всея Руси». В своем «Высочайшем Манифесте об усовершенствовании государственного порядка» он по сути передавал часть власти Думе – тем самым Россия становилась полуконституционной монархией, – а также гарантировал народу некоторые права и свободы. Контроль внешней политики оставался за царем и назначенными им министрами.
Для более рьяных борцов с режимом этого было недостаточно. К декабрю советы депутатов в Москве собрали около 2000 человек для строительства баррикад вокруг городского центра, чтобы объявить в городе временное правительство. В ноябре из первой эмиграции в Петербург тайно прибывает Ленин.
Война с Японией постепенно закончилась, и шансы на самоуправление выборной парламентской думой манили достаточно, чтобы подрывать ту вялую притягательность, которой обладал радикальный социализм для буржуазии. Кроме того, массовые демонстрации и стачки, распалившие всю нацию, были нацелены на окончание войны. Как только война закончилась, рабочие вернулись на работу, а Ленин – обратно в свою европейскую эмиграцию, еще на двенадцать лет. Но теперь он уже был тесно связан со Львом Троцким, а в Финляндии познакомился с молодым Иосифом Сталиным. «Триумвират советской империи» свела вместе война с Японией.
«Неудавшаяся» революция 1905 года, как и победоносная большевистская 1917-го, началась с антивоенного движения, подстегнутого голодом, и неожиданно завершилась новой формой государственного правления.
В своем авторитетном труде «Взлет и падение великих держав» историк Пол Кеннеди замечал, что «если государство стратегически растрачивает себя – скажем, покорением обширных территорий или ведением дорогостоящих войн, – оно рискует тем, что потенциальная выгода от внешнего расширения может перевеситься его громадной стоимостью»[56]. Так в итоге рушились все империи – если другие империи не успевали поглотить их прежде.
53
Адрес на Высочайшее имя, утвержденный коалиционным съездом земских деятелей (24 мая 1905 г.). Цит. по: Либеральное движение в России. 1902–1905 гг. М.: 2001, стр. 245–246.