о расслышались были музыкой для офицерского уха... ежели так-то поважают не самого офицера. Да-а-с, тут уж точно не пахло ни субординацией, ни почтением. Каким-то невероятным образом Хряп сообразил, так и не проснувшись, что так-то ругаются солдаты, тщась доставить до места не транспортабельную тушу Зу. "А куда нас, собственно?" - нежась в розовых облаках, озаботился полковник. - "А, какая собственно разница?" - тут же утешил он сам себя, гоня прочь всё колючее и раздражающее, мешающее покою и царапающее достигнутый идеал щенячьего счастья. А ведь ещё и "потом" было!.. В кои-то веки. Да не впервые ли в жизни!?. ...И матрац был мягким - услада ноющих оркских рёбер. И подушка настоящая, а не блин из трёх с половиной перьев. И одеяло, в которое Хряп завернулся весь, только кончик кривого носа наружу выставил. Так и в детстве не приходилось; не было у папы прапорщика одеяла. А мама-самогонщица своим не делилась, жадоба. Великовозрастный полковник хлюпнул во сне носом себя шибко жалеючи и решил не омрачать сновидений воспоминаниями неблагополучного своего детства. Лучше смотреть сны о бабах... На Тусуе оркские молодухи чудо, как хороши: все стати при них и с переду и с заду, и клыки и носы и все прочие бабские достоинства. Не-ет, положительно пора возвращаться на родину. Ожениться там... Пятьдесят лет для орка - самый расцвет. Они и в девяносто куролесить способны, ежели дожить сподобятся, миновав военные случайности и кабацкие междусобойные неурядицы. Обзавестись домком... К дьяволу домок! Замок отгрохать надо! Жалованье полковника гвардии куда как не мало, а ведь ещё и чины генеральские светят и лампасы... Именная сабля... орден, как бишь его?.. Слуга царю, покрытый матом... И мысль самоуправно свернув на какую-то не торную тропку подсознания, заплутала там, где до селе ей из-за страшной занятости бывать не приходилось. Тусуйский орк и по странному жизненному выбрыкону алагарский полковник Хряп досыпал вторые к ряду сутки. За время это, в раю проведённое, кое-что он пропустил. Ну да ничего, вскорости наверстает. А пока герой, заслуженно вполне отдыхает от трудов ратных, жизнь на месте стоять отказывается. Идёт она себе самовольно и единовременно в разных пределах. К примеру, в алагарской столице, притихшей по военному времени, поскольку офицерство ратоборствовать отбыло и веселить враз заскучавшее дамское общество стало решительно некому: студенты университета и чиновники статские дворянам служилым замена не равнозначная, однако на безрыбье и мелкий рак вполне себе закуска. Надумал тут себе один лысеющий, полнеющий и рано стареющий господин, моментом почти историческим воспользовавшись, устроить у себя в родовом особняке грандиозную пьянку... пардонте!.. бал... Нет! Какой с него балоустроитель... Сойдёмся на таком определении: увеселительный приём с мазуркой под коктейль. Во всяком случае, в афишках и открыточках, разосланных по благородным семействам, именно так оно всё и обзывалось. Откликнулись многие, почти все. Поскольку неброская и не выразительная внешность способна испортить жизнь только человеку бедному - хотя ему, чего ещё портить? - или даже мужчине с достатком средним. Тут таковой натуралий вполне до личной трагедии неустроенной судьбы и обозления на весь мир дойти может. Но наш, возжаждавший увеселения герой к таким недостойным внимания неудачникам не принадлежал. Во всяком случае, бедности он не знал, а редеющая шевелюра и наметившееся брюшко при почти безразмерном кошельке и в отсутствие непозволительно подтянутых офицеров, не такой уж заметный недостаток. Карет с гербами большими и малыми перед его домом скопилось число радующее душу. Всех встречал дворецкий, поражавший достоинством древнего героя изваянного в мраморе. Эту картинку в красках изложили некому нервическому дроу, он, время от времени, так и шёл волной: болезный, что ли? Ничуть не бывало. Господин этот не простой, свои подёргивания в молодые годы часами пред зеркалом репетировал, добиваясь полной естественности. Добился, душегуб. И горе было тому, кто верил этому его нездоровью. Умел Траф убедить своих собеседников в обратном. Вот только после таковых бесед они о развеянных своих заблуждениях более никому поведать не могли. Сейчас Траф, шепоток вкрадчивый внимательно выслушав, пребывал в некоторой нерешительности: докладывать ли об этом своему неулыбчивому шефу, или же просто выждать время? События, вроде бы, шли как надо и от небольшой задержки, всего-то в одну ночь, ничего в худшую сторону перемениться не должно. "Нет, - решил тёртый калач, - доложу. Может это и перестраховка, но Кафт мужчина таковых представлений о жизни, что и не угадаешь, когда и кого растворит играючи в вечной неопределённости Грандиозного Тёмного Начала". К тому же глава "шершней" в последнее время едва сдерживает нетерпение. Оно понятно - столько лет... десятилетий ждать и вот оно... вот... Рукой достать. Пожалуй, не стоит его томить. - Говоришь гербованых экипажей не счесть... Что ж, меня, да без пригласительного билета, пожалуй, и не пустят. А вторгаться к алагарскому аристократу, держателю нужной всему Асганишу вещи, сейчас не самый умный поступок. Отпустив филёра, Траф поймав пролётку, посулил вознице много больше его обычной дневной выручки, если тот, презрев неуверенность, доставит его в один не самый благополучный квартал. Извозчик такому заказу не обрадовался, но будучи обременён семейством, отказать тёмному почёл за глупость и в двадцать минут доставил его к полуразвалившемуся строению с покосившимся забором, висящей на одной петле калиткой и практически полностью заросшей сорняками дорожкой. Тёмный расплатился по уговору и, дождавшись, когда пролётка с нервничающим кучером исчезнет за поворотом, шагнул в джунгли, некогда бывшие прелестным садом. Здесь, в навевающих печаль развалинах, надумал остановиться на несколько ночей глава "шершней". Будучи всегда дроу осторожным, на этот раз он принял решение рискнуть и появиться в алагарской столице, понуждаемый к тому быстротой сменяющих друг друга событий и собственным неодолимым беспокойством. Траф прошёл без стука. Охрана, молча, пропустила его, имея на то распоряжение самого Кафта. В пропылённой, тускло освещённой комнате, сидя на продавленном диване, глава "шершней" принимал посетителя, крепко прижимавшего к груди потёртый ларчик. - Грымз, - с некоторым удивлением поприветствовал вошедший мага-наёмника. - Так скоро? Надеюсь с хорошими вестями. - Говорит, что да, - Кафт явно был в приподнятом настроении. - Рассказывай дальше... - Значит так... - Грымз несколько замялся, но продолжал улыбаться во всю пасть. - Отряд мы потеряли. - Что весь!?.. - эту новость Траф никак не мог отнести к разряду добрых. Чародей широту улыбки умерил и утвердительно кивнул. - А... - начал было резидент Дома Лилового Тумана, но приметил предостерегающий жест босса и вопрос: как же спасся ты сам? - остался не заданным. Пока не заданным... - Полонить герцогского сынка, так же не удалось. Но, - поспешил оправдаться Грымз, понимая, что обещанные им радости блекнут на глазах, - задачу наипервейшую мне выполнить удалось, невзирая на непредусмотренное вмешательство гросса Шагуры. - Как!.. - нобиль вскочил с дивана, словно уязвлённый в седалище ржавой острой пружиной. - Шагура, эта мерзкая ведьма, была там!? Она же... Она же в Асганише на заседаниях Тёмного Синклита глотку дерёт! Должна драть... Траф, почему не доложил? И тут же в комнате неизвестно из какого паучьего угла материализовался камердинер, умевший становиться незаметным в любой обстановке. В кои-то веки многомудрому и такому предусмотрительному резиденту было нечего ответить. - Об этом я с тобой потолкую после, - взяв себя в руки, почти равнодушно сказал нобиль, снова усаживаясь на мебельные руины. - Грымз, не молчи... - Я добыл это, - чародей пересёк комнату и за неимением стола поставил ларец на грязный подоконник. - Магией Закраины от него несёт до рези в глазах. Да и охранял его не абы кто, а двухголовый уродец. Колдун, доложу я вам, силы такой, что, пожалуй, и с Шагурой потягаться может. Я не преувеличиваю. Если бы его не потрепали защитники башни, я не уверен, что сумел бы справиться. Итак, едва ноги унёс. Там ведь помимо ведьмы с "проникающими в суть" объявилась толпа каких-то образин в компании колдунов и... - К делу, - жёстко потребовал Кафт, пресекая словесные излияния Грымза. Подвиги этого субъекта нобиля вовсе не интересовали. - Покажи мне то, за чем ты был послан. Нет... не открывай. Я сам. Сними защитные заклятия и отойди. Кафт стремительно пересёк комнату, а перед подоконником воткнулся колом и, протянув руки, замер. Он несколько раз сжал и разжал кулаки, собираясь с духом и, наконец, решился. Крышка ларца была поднята, и нобиль заглянул внутрь. Траф и камердинер видели, как закаменела спина "шершня". Они переглянулись и, поняв друг друга без слов, встали за спину ещё ничего не понявшего мага и заломили ему руки, бросив обомлевшего Грымза на колени. Посох мага предусмотрительный камердинер ногой отшвырнул в самый дальний угол и зажал рот не состоявшемуся триумфатору, а ничуть не менее опытный Траф сдавил пальцы колдуна, лишив его возможности создать мощное атакующие заклятие. - Это что? - прошипел Кафт, оборачиваясь медленно, будто циклопический айсберг в свинцовых водах Великого океана. Грандиозное Тёмное Начало, как постарел этот дроу всего за несколько мгновений! То