Утомлённое сознание – рассадник дурных мыслей. Утрачивая ясность ума, словно теряешь иммунитет, и так же как вирусы в ослабленный организм, начинают пробираться в него всякая нечисть, возникая то тут, то там маленькими галлюцинациями – как начинающаяся болезнь заявляет о себе лёгкими симптомами, на которые не обращаешь внимания. Но которые, без должного лечения, становятся всё более заметны.
У человека существует своеобразный иммунитет действительности. Когда мозг занят чем-то и не утомлён, ему не страшны кошмары. Но стоит этому иммунитету ослабнуть – сознание превращается в хаос самого различного наполнения, дурные и хорошие образы перемешиваются, порождая чудовищные картинки, из чего следует, что некий запредельный человеку мир всё же есть, но мы ограждёны от него природой. На восприимчивость влияют как врождённые способности, и тогда люди склонны называть себя экстрасенсами, так и внешние, как правило неблагоприятные факторы, и тогда спасение ищешь в антидепрессантах и походах к психиатру. Но там его не найти; единственная защита – благоприятная эмоциональная среда, гармония с собой и окружением; к этому и нужно стремиться.
В школе было тихо; ни звука не доносилось извне. В холлах было темно, но лёгкие проблески рассвета начинали пробиваться сквозь окна. Однако голова Пашкина гудела. От своеобразного отдыха на полу туалета он устал ещё больше, и рассеянный свет витрин в коридоре показался ему волнистым, точно состоял из какого-то эфира и растекался колеблющимися зигзагами. Забрав связку ключей, что торчала из двери кладовой, он побрёл к выходу, совершенно не представляя, куда ему идти дальше. Хотелось одного – лечь и заснуть, можно даже прямо здесь, на полу.
Полка с головой профессора Доуэля на сей раз оказалась освещена. Присмотревшись, Павел уловил неясные, но знакомые очертания бумажного лица… и разбитые очки. Нет, это всё усталость и ушибленный рассудок! Бежать он не мог, но постарался миновать коридор побыстрее и выключить несчастную подсветку. В нём даже не возникло страха – лишь отвращение и странная безразличность к происходящему. Промелькнула мысль нарочно пойти и открыть каморку сторожа, и будь что будет… разумеется, ничего бы не было, мертвецы ведь не ходят! Но рациональная часть разума подсказала ему не делать этого.
Рядом с другим гардеробом была точно такая же каморка, но обитала там только гардеробщица во время работы школы. В школе у неё было прозвище Матрёна – невысокого роста, с большим задом, хотя и не толстая, с ногами разной длинны и всегда в стоптанных тапках. Ребята прикалывались и над ней тоже, выводя её из себя, от чего она краснела и имела особенность хвататься за швабру и пытаться догнать их, поскольку интеллектом не отличалась. Но веселее всего было пугать её и обращать в бегство, заставив бросить швабру. Ни раз им хорошенько за это попадало, учитывая, что кабинет директора был тут же на первом этаже, но ведь всё запретное всегда является самым притягательным! Кроме того, у Галины Алексеевны как у истинного школьного директора не было времени заниматься воспитанием молодёжи, чаще всего она просто отсутствовала. Вход рядом с этим гардеробом не действовал – после внедрения пропускного режима с целью экономии на охраннике оставили только один вход, с другой стороны, где и сидел охранник, а потому и оказывалось, что защитить бедную Матрёну было некому. В школе держали её из милости, она была взята сюда по программе трудоустройства инвалидов, поскольку школа являлась государственным учреждением; а ещё считали, что она родственница Гули Ахмедовны, что подтверждалось некрасивостью обеих, но никак ни какими-то конкретными данными.
Подобрав ключ, Павел открыл эту каморку и повалился на диван, не обратив внимания на запах пыли и старого тряпья, и мигом вырубился. А тапки гардеробщицы были отброшены подальше в угол.
Белка, он же Белый, он же Денис – чрезмерно подвижный мальчик двенадцати лет, неуправляемый и упрямый, за что и получил прозвище – его сравнивали с белкой из мультфильмов про ледниковый период, которая на протяжении всей истории неутомимо преследовала свой орех и никак не могла его поймать; второму же званию он был обязан светлыми волосами, всегда торчавшими ёршиком, хотя они имели цвет скорее русый, нежели могли удостоить своего обладателя зваться блондином. Из чего следовало, что Белым он стал от Белки, а вовсе не от цвета волос. Лицо его тоже было неугомонное: такое же подвижное, с юрким, метким взором, маленьким аккуратным носом и ровным лбом, с острым подбородком и начинающими выразительно выдаваться скулами, из чего в дальнейшем должен был получиться весьма симпатичный молодой человек.