В классе однако и тем более в школе он ничем особым знаменит не был; считался среднячком по успеваемости и по поведению, и несмотря на всю его непоседливость замечание красной ручкой в дневнике за слишком активное времяпровождение на перемене или что-то вроде «подпрыгивал на стуле во время урока» было самым негативным, что он мог принести из школы домой и на что его мама, вечно занятая бизнес-леди среднего звена, внимания не обращала. В конфликты он не ввязывался, в драках не участвовал, пыл его остывал так же быстро, как и вспыхивал; контрольные писал с горем пополам; и однажды только вместе с двумя или тремя одноклассниками запер Зину из 6 «В» в мальчиковом туалете для старших классов, которая и так огребала немало благодаря своему имени и которую грех было там не запереть, так как была она высокой, неуклюжей и раньше других начала носить бюстгальтер.
В общем, ни чем особо Белка не славился и соответственно не был объектом пристально внимания ни со стороны учителей, ни со стороны подпольных корифеев школы. А вот Хомяку в этом плане повезло больше, хотя он без тени сожаления отдал бы часть незаслуженной популярности кому-нибудь ещё и желательно навсегда. Очкастость, полнота и прилежность в учёбе и быту – не лучшие спутники школьной репутации. В школе не была введена форменная одежда, однако в младших классах его всегда наряжали в строгий костюм с белой рубашкой, жилеткой и, что уж было совсем лишним, бабочкой, при этом делая идеальную стрижку с аккуратными косыми височками, что в итоге обеспечивало ему сходство с Иосифом Кобзоном. Он был настоящим оплотом прилежности и благоразумия, хотя может и сам того не желал; образцом поведения, про которого всегда говорили «а вы вот посмотрите на него!»; и хотя учился он не на круглые пятёрки да и читал не очень, внешний вид всегда работал в пользу успеваемости, и не исключено, что это было хитрым расчётом родителей.
Так продолжалось бы и дальше, но взрослея Семён как-никак начинал проявлять характер, и перейдя в среднюю школу распрощался с жилеткой и бабочкой, ограничившись брюками и рубашкой, вкусно обтягивающей небольшое брюшко и часто мокрой в подмышках, если его гоняли на переменах. Постепенно, но очень медленно, он переставал быть любимцем учителей и приобщался к жизни сверстников, но до избавления от насмешек его долговязой фигуре было далеко, а потому он всегда старался остаться в классе на переменах, если это позволялось, а в туалет так и вовсе не ходил, неся всё домой и порою подвергая мочевой пузырь нешуточным испытаниям на вместимость. Потому и Пашка обратил на него больше внимания, ведь Семён в некотором плане был личностью выдающейся, и не только пузом; Белка же был ему почти незнаком, и, проваливаясь в сон в пыльном закутке гардеробщицы, в отдалённом пространстве его сознания кометой пронеслась мыслишка о том, что же ему делать с этими двумя обалдуями. Пронеслась и растворилась в бесконечном космосе мыслей. А Белка и Хомяк, хотя и спали в тот час раннего утра, но одновременно вздрогнули во сне – растревоженное днём воображение не позволило им отдыхать полноценно, наполняя сон неразборчивой ерундой, где самые жуткие образы сочетались с самыми приятными, в скопе давая более чем гадкий результат. Белка проснулся от дверного щелчка – мама ушла на работу, и он опять остался один на весь день, сам с собой и со своими непоседливыми мыслями. Досуг Хомяка был организован чуть лучше: мама заставила его приступить к заданной на лето литературе, но страницы он переворачивал крайне неохотно – ибо наяву творились вещи, не уступающие мистицизмом незаурядному воображению Гоголя, чьи повести он читал.
Миновал полдень. Наступавшие с вечера тучи только сейчас разразились проливным дождём, и жару смыло, точно её и не было – запахом раскалённого асфальта она паром поднялась в небеса и исчезла за серым куполом облаков. Как хорошо, что люди ещё не научились управлять хотя бы погодой! Грязными лужами стекал с тротуаров песок, на глазах преображалась зелень, а воздух становился чище и прозрачней; поднявшийся ветер загудел в школьной вентиляции, ибо сделала она была, как однажды заметил завхоз, «наспех и с многими нарушениями» – в ветреную погоду всё здание наполнялось воем. Городской смог убегал прочь вместе с потоками воды; и жирная капля, долго набухая на краю светильника и выпукло отразив в себе комнату, наконец сорвалась и разбилась об Пашкин лоб – и от этого он проснулся.