12
Получив СМС от Павла, она не раздумывая отправилась к нему. Она давно его знала. Настолько, что другие сказали бы «сто лет», но она никогда не вспоминала о давности знакомств и не использовала банальные фразы.
В районе она была известна как Шина. Девочка с длинными, неухоженными, слишком чёрными волосами, прыщавым декольте и извечным каучуковым шнурком на шее с броским дешёвым украшением в виде черепа, давно потерявшем первоначальный блеск на её жирной коже. Всегда в одном и том же, всегда в чёрном; ей словно никогда не бывало ни жарко, ни холодно – всегда она в джинсах с навешанными на ремень примерно теми же побрякушками, что и на шее, и в свитере с большим вырезом, почти открывающим плечи. Лишь в лютый холод появлялась на ней чёрная кожаная куртка не лучшего вида – и всегда расстёгнутая. Она говорила, что нечувствительна к окружающей среде. Что это не то, на что следует обращать подлинное внимание.
Пашка ждал её у чёрного входа, усевшись на пол под окном. Сверху нависал балкон второго этажа, и эта ниша под ним, где и была дверь, служила чем-то вроде крыльца, хотя поднималась от земли всего на две ступеньки.
Она молча опустилась рядом с ним, обняла колени руками. Затем, не говоря ни слова, вытащила пачку сигарет из кармана джинсов и протянула Павлу.
– Наконец-то! – буркнул тот, до этого словно её не замечая.
Они закурили, глядя на пустынный школьный двор, на рыжие от закатного солнца верхушки ближайших деревьев и верхние этажи домов. В городе было жаркое лето, было тихо и безлюдно. И только они вдвоём оказались прикованы к этому зданию, рассчитывавшему, может, как и многие другие, на недолгий отдых.
– Клёвые у тебя штаны, – проговорила Шина, почти докурив. – У Хоттабыча спёр?
– Не. У Али-Бабы.
Шина одобрительно кивнула, выкинула окурок и достала следующую сигарету, но пока не закурила:
– Пойдёшь ещё к ним?
Пашка отстранённо глянул в даль, в сторону своего дома.
– Пойдёшь, никуда не денешься. – Заключила Шина не без иронии, которая сквозила в большинстве её фраз.
– А может и денусь.
Шина вновь одобрительно кивнула:
– Что делать будешь?
Она протянула ему сигареты, но Пашка отказался еле заметным движением головы.
– Твои все свалили?
– Да нет, вроде.
– А мои походу все.
– Кто твои-то?
Пашка оставил без ответа это саркастическое и чрезмерно правдивое замечание.
– Водяна видела вчера. И Джем здесь, – договорила Шина, чуть подумав.
– А Макс?
– Работает. Прикинь!
Прикидывал Павел довольно долго, и Шина вновь закурила:
– А ты что не пойдёшь?
Пашка мысленно усмехнулся.
– Не лезь к ним. Не выйдет, – заключила девушка.
– Я свалить хочу.
Снова одобрительно-насмешливый кивок:
– Куда рванёшь?
– Всё равно.
Дымящаяся сигарета чуть дрогнула вверх, указав на второй этаж:
– А это всё зачем тогда?
– Думал перекантоваться лето. Но я не вернусь туда. Не могу.
Интересно, вспомнила о нём бабка? Вряд ли, хорошо если через неделю вспомнит… Пашка увидел перед глазами тот конверт, что дал ему отец перед отъездом, и внутри него опять всё сжалось и заклокотало. Эх, если бы сразу он забрал эти деньги! Если бы сразу использовал… то был бы уже далеко!
Он взял у Шины сигарету, от души затянулся, а затем с самоуничижительным наслаждением приложил окурок к тыльной стороне ладони, между большим пальцем и указательным. И он выжег внутреннюю боль, хотя бы ненадолго притупил её.
– Мне деньги нужны, – сказал он.
– Дружков своих обдери, – посоветовала Шина, с интересом наблюдая, как красный кругляшёк на Пашкиной руке медленно покрывается влажной корочкой.
– С толстяка хрен что возьмёшь, а этот… – он задумался, и договорил чуть позже: – посмотрим.
У него недели две ещё, Пашка прекрасно это понимал. С середины августа начнётся подготовка к новому учебному году, завхоз наверняка вернётся… и тогда всё вскроется – и мёртвый сторож, и весь их обман; а Николай Петрович точно укажет на него – он же его видел! Нет, назад пути уже нет!
Он начал подниматься – ноги жутко затекли в согнутом положении.
– Есть хочешь? – спросил он, впервые посмотрев на неё.
Свитер её был весь в мелких катышках, череп на груди совсем засалился, и несколько не слишком чистых прядей прилипли к её выпуклой щеке.