Руслан вернулся в спальню. Он до победного терпел холод, и сейчас, перед Гайдаровым, не собирался отдаваться дрожи. Тем более холод – такая мелочь в сравнении с гордой улыбкой друга, маскирующей признание поражения.
– Ничего-ничего, Романыч, – с азартом погрозил он пальцем. – Ещё сравняем счёты.
– Это пари, Степан Аркадьевич? – деловито осведомился Руслан. Барон чопорно рассмеялся.
– Не смешите мой цилиндр, Руслан Романович! Уж кому тут из нас вишенка на торте, так это…
– Тому, кто рожей в него плюхнется.
– Ха-ха! Вернулся, Романыч! – звонко воскликнул Гайдаров, третий раз снял перчатку и сошёлся с графом в крепком рукопожатии.
Марийская Долина будто вымерла. Необычная ночь озаряла деревню чёрно-серыми тонами, но сегодня смотреть уже не на что. Ветер стих и больше не оживлял листву. Дождевые капли не ползли по воздуху к земле, непроглядные тучи сменило звёздное небо.
Руслан посмотрел на своё спящее тело и снова на небо. Здесь, в этой реальности, оно не чёрное, а тёмно-серое, звёзды – тусклая, ничтожная россыпь.
Он подошёл ближе к окну, протянул руку, и она окунулась в тюль, точно в воду. Шаг вперёд. Стекло поглотило невесомое тело. Что-то легко подхватило его и унесло ввысь, в бесконечность.
…Воет ветер. Тяжёлые тучи напоминают оббитую стекловатой гробовую крышку, над лесом кружится зловещий вороний смерч. Вокруг никого.
Гнедой жеребец волнуется, дёргает головой и с храпом пятится, но всадник этого не замечает. Чёрные вороны занимают всё его внимание, и он просто забывает обо всём на свете. И вдруг внезапное желание заставляет изо всех сил рвануть коня и поскакать в лес, в самую гущу событий.
Раскат несётся лихим галопом, и чем дальше углубляется в лес, тем сильнее его подгоняет взбудораженный граф. Он должен прийти на это место. Немедленно, сейчас!
Остаётся совсем чуть-чуть, но тут с паническим ржанием конь встаёт на дыбы, Руслан вылетает из седла, катится по земле, и вот, лежит с раскинутыми руками и смотрит, как в плывущих тёмных тучах прямо над ним кружится вороний смерч.
Это зрелище навивает страх и восхищение. Он совсем не чувствует своего тела, не может ни моргнуть, ни пошевелиться, да и не хочет вовсе. Время останавливается, и графу кажется, что он видит чёрные глаза каждой из тысяч, или миллионов, падших птиц, и все они обращены к нему, что разбирает их голоса и понимает всё, что они говорят ему.
Раздаётся волчий вой. Сначала где-то по ту сторону, а потом над самым ухом.
Вспоминается, что тогда всё произошедшее показалось полным идиотизмом. Что, поднявшись на ноги, Руслан в голос выругался, а отряхивая от мокрой травы сюртук, сгорал от стыда перед самим собой за такое глупое и нелогичное помрачение. Но сейчас эти действия проходят неестественно быстро, без эмоций и каких-либо мыслей. Просто машинально, ведь всё это уже было.
Он по-прежнему не чувствует ни боли, ни прикосновений к ушибленным местам, словно бы стал бесплотным призраком, но точно знает, что тогда тело ломило от нешуточной боли. Особенно в том месте, между лопатками, которым он напоролся на…
Смотрит на землю и видит, что из примятой травы торчит что-то вроде чёрного камня, правда, больно странной формы. Поддавшись любопытству, наклоняется и обхватывает предмет, похожий на миниатюрную рукоять меча, воткнутого глубоко в землю. Выдернуть его ни с первого, ни со второго раза не удаётся.
Это пробуждает ещё больший интерес. Руслан хватается покрепче и выдёргивает предмет наружу.
Громкие удары, подобно грому, сотрясают окрестности – это вороны хлопают крыльями и разлетаются, и их хриплые крики ещё долго разносятся по просторам леса.
В руке каменный крест с распятой на нём женщиной, обвитой кольцами змея. Привязанным к земле, точно корнем, он был серебряной цепью, которую Руслан тщательно очищает от земляных комьев.
«Не стоит это брать… Не нужно!» – кричит где-то в глубине души его голос.
Граф решает, что найденная вещь довольно стоящая и даже сочетается с чёрным камнем его фамильного перстня. Перекидывает цепочку через шею, распятье уже почти касается груди, как вдруг раздаётся ледяной голос:
– Я бы не делал этого, граф.
Между двух растущих неподалёку осин стоит весьма странный человек. На вид лет тридцать с небольшим, почти его ровесник. Одет в чёрные вещи неведомой моды – солидный раскрытый пиджак поверх рубашки и брюки на ремне с крупной металлической пряжкой, белёсые волосы прилизаны к затылку. Глаза неестественно золотистого цвета смотрят на графа холодным и, как ему кажется, угрожающим взглядом.