Юлия Щербинина
Империя Инферно. Жертвенность
1
Она была девушкой без имени, возраста и прошлого, и считала это нормальным. Точнее, даже не задумывалась об этом. Позже, спустя годы, она поняла, что в те мрачные времена ей не исполнилось и восемнадцати, но обстоятельства и чувство ответственности за голодных сирот накинули ей лишний десяток лет.
Конечно, в эпоху диких племён, глобального голода и полного отсутствия цивилизации никто и не думал помогать слабым. Каждый выживал на скудных землях, как мог, и под давлением отчаяния и пустого желудка в ход шли самые безумные, жестокие меры.
Тогда люди ещё не являлись людьми. Лишённые рассудка, ведомые лишь инстинктами, они кочевали по миру и убивали друг друга за грязную крысу и любой пригодный для употребления кусок, и ни о какой взаимопомощи не шло и речи. Тем более, что никто из людей не умел ни говорить, ни думать. Животные инстинкты – всё, чем руководствовалась каждая человеческая особь.
Эта девушка была другой. Мысли ещё не складывались в уме, попросту не ведая определения происходящего вокруг, но на мир она смотрела не так, как остальные. Человек, умирающий от голода или ран после драки за пищу, побуждал окружающих взять тяжёлый камень и размозжить ему череп. Иногда чтобы съесть его мясо, иногда без особой причины. Она же рвалась помочь, найти бедолаге полугнилых ягод, начерпать в ладони речную воду или попытаться остановить ему кровь.
Когда человек всё же умирал, – сам, или помогали ему в этом другие – отползала в укромный уголок и долго плакала под взорами выпученных глаз сородичей. Дикари не понимали, – да и она тоже – что происходит с особью, если она издаёт такие странные звуки, а из глаз течёт вода. Частенько кто-то кидал в неё камни, присоединялись и другие, но на всякий случай не подходили к ней слишком близко.
Самое большое страдание ей приносил вид беспомощных детей. Каждый человеческий детёныш казался совсем маленьким, беззащитным и несчастнейшим существом, несмотря на то, что в агрессии и жестокости не уступал взрослым. Однако для неё дети оставались детьми, и что-то внутри заставляло помогать выжить каждому из них, даже если самой приходилось голодать.
Люди инстинктивно держались вместе, но каждый был сам за себя. Порой некоторые отбивались от племени, чтобы попытаться выжить в одиночку. Однажды и она, устав от жестокости окружающих, увела детей подальше. Её маленькое племя поселилось в пещере, где каждый был в относительной безопасности, и на её плечи взвалился тяжёлый груз.
Пусть дети и привыкли защищаться и добывать себе еду самостоятельно, к её заботе они привыкли ещё быстрее. Каждое утро, ни свет, ни заря, её тормошили несколько пар рук и под требовательные мычания совали под нос копьё и импровизированный мешок. Если бы она умела говорить, а они понимать речь, с её уст всё равно бы не сорвалось ни слова упрёка. Не было и жалости к себе. Только устоявшее чувство необходимости сделать всё для того, чтобы у этих бедных существ не урчали желудки.
И вот, настал день, когда всё изменилось…
Она бродила по лесу, еле волоча покрытые мозолями босые ноги. Несколько червивых грибов – вот всё, что она раздобыла за всё это серое утро. Где-то вдали ворчал гром, опасно тёмные тучи грозились с минуты на минуту разразиться молниями и окатить землю проливным дождём. Звери давно попрятались по норам, пытаться охотиться нет смысла. Но как вернуться к детям с пустыми руками? Влажный воздух душит, пот сочится по лбу, шее, под грязными волосами и рваным, едва прикрывающим тело платьем.
Ноги подкашиваются от усталости, копьё и мешок с грибами несколько раз выпадают из рук. Она поднимает их и всё равно продолжает искать.
С каждым шагом мешок тянет к земле, и вдруг становится настолько тяжёлым, что она теряет равновесие и падает в траву. На глазах вновь выступают солёные капли, руки трясутся от чудовищного голода, а ноги от усталости. Нужно идти дальше! Нужно найти пищу!
Всхлипнув, она поднимает голову и видит Его.
Он не похож ни на одного её дикого сородича. Он высок и статен, одет в длиннополые чёрные одеяния, несмотря на предгрозовую духоту. Длинные русые волосы выглядят чисто и ухоженно, в глазах цвета полуденного неба нет ни агрессии, ни вражды. Они скользят по ней спокойным, изучающим взглядом. Весь его образ вызывает восхищение и страх.
Но она помнит, что сулят встречи с незнакомцами. Хватает копьё, вскакивает на ноги и, выставив перед собой, отступает, пряча спину. Он не реагирует, не пытается нападать. Всё стоит и, не моргая, смотрит на неё взором остывающего мертвеца. Его взгляд зачаровывает, навивает ужас и бросает в жар, но она просто не может отвести глаз.