Конечно, это не так. Но притяжение Константинополя просто поражало! Основные торговые пути, прекрасный климат, набор мифов и исторических отсылов, жирная выгода и все остальное прочее – все это есть и никуда бы не делось при любом российском завоевании Проливов.
Но у всех моих предков и предшественников это была сугубо идея фикс, желание, но не более того, мне же пришлось оценить на своей шкуре появление в империи такого города, как Константинополь. И всей Ромеи в придачу.
– Что еще говорят?
– Еще, государь, общей темой разговоров является подорожание недвижимости в Городе и в Ромее в целом. Спрос очень велик, особенно с учетом того, что часть Царьграда подпадает под снос ввиду реконструкции.
Да, мода изменилась. Не успела Москва стать столицей, как ветры приличия вновь изменились. Москва осталась где-то там, на северной периферии государства. Да, столица. Да, Первопрестольная. Да, основная часть империи. Парламент и все такое. Но что-то изменилось даже среди аристократии. Хорошим тоном стало иметь особняк в Городе, считалось приличным приобрести дачу где-то на южном берегу Ромеи, и вообще отдыхать не во Франции и в прочих Монте-Карло, а у себя дома, благо отчизна наша ныне имела обширнейшие выходы в прекрасные воды Средиземноморья.
Тем более что отдыхающим дома это самое дома было крайне выгодно. И по налогам, и по всему прочему. Налоги и прочие пошлины – вещи сами по себе весьма полезные. Я всегда полагал, что всякого рода запреты или поощрения лучше оформлять деньгами. Стабильными деньгами. Не говорильней.
Причем дело уже дошло до того, что в определенных кругах той же Москвы даже начало расти раздражение тем, что бизнес в России вести все труднее, новоявленный парламент вечно придумывает какие-то законы, которые мешают торговле и промышленности, а вот в Ромее, где царит чистое самодержавие, принципы ведения бизнеса становятся все проще и прозрачнее, действует судебная система, а закон один на всех.
Ромея Благословенная. Да, я создавал привлекательные условия в Ромее. Да, я ненавязчиво демонстрировал заинтересованной публике, что парламент, а уж тем более республика – это не всегда благо для бизнеса. И что стабильность в законах, незыблемость прав собственности, равная справедливость в суде и сильная власть – это всегда лучше для дела, чем парламентская чехарда и говорильня популистов. Но. Но. Есть несколько но. Очень много но.
Во-первых, единство Единства. Как ни крути, а образовывалось определенное психологическое разделение. Ромея становилась некой «более лучшей Россией», чем сама Россия. Это было опасно и чревато всякого рода нехорошими последствиями. Ромея стала более привлекательной во многих смыслах. Мог ли я сделать то же самое в России? И да, и нет.
Вопрос всегда в деньгах. А денег у меня мало. Да и нужно было выпустить либеральный пар в виде моды на всякую демократию. Хотели парламент – получите и насладитесь. Ники всегда страдал боязнью представительского народовластия, а ведь это прекрасная вещь, позволяющая перекладывать ответственность на народных представителей, имея при этом полную возможность контролировать в народном органе каждый чих.
Во-вторых, опять же, денег мало. И возможностей. Хотелки всегда отличаются от возможностей. Вы думаете, легко нам, царям? Вышел, мол, высочайше повелел, и всё? Все кинутся исполнять? Обывательские разговорчики, как говорил булгаковский Иван Васильевич. Отнюдь. Не побежали и не кинулись исполнять.
Молоко за вредность нам полагается? Да. Только вот кто же нам его даст? Разве что с мышьяком в комплекте.
Евстафий продолжает доклад о настроениях в высшем свете. О светской болтовне во время чаепитий. Это самые опасные разговоры в моей империи. Ни о чем и обо всем сразу.
Душно. Воротничок давит. Сильно так давит. Как известно, самодержавие на Руси ограничено удавкой. Или табакеркой. Петруша Третий не даст соврать. И Павлуша Первый. И прочие. Не так уж много моих предков умерло своей смертью, дожив до преклонных лет.
А сколько раз меня самого пытались свергнуть или убить по-всякому? А сколько покушений мои спецслужбы предотвратили? Значительно больше, чем не предотвратили. Но ту же бомбу мне под ноги в Риме я точно никогда не забуду. И уж точно никогда не забуду Кровавую Пасху в Москве. Погибшую царственную мать, Сандро и других близких мне людей.