– Ты не можешь утверждать наверняка.
Поправляю парус – в основном, чтобы не смотреть Алексе в лицо.
– А ты, значит, можешь? – огрызается она.
– Если Убежище – миф, то куда нам еще податься? – произносит Финнли. – Явно не в Матаморос и, конечно, не обратно в бараки. Иден права. Не стоит исключать, что вольный остров существует – иначе зачем они старательно минировали берег? Понятно, вовсе не для того, чтобы позволить людям туда удрать!
– Они просто садисты, – встревает Алекса. – Какой идиот решится строить на острове что-то важное?
– Остров не миф, – твержу я, не собираясь выдавать подробности о том, откуда я располагаю такими сведениями.
Я не говорю им, как папа тайком отвел меня в сторону прежде, чем его увели Волки. Он рассказал, что его вызывали к главе нашего лагеря и часами допрашивали. Они хотели выбить из него кое-что связанное с инженерным искусством и мореплаванием. Такое случалось, и довольно часто: ведь раньше папа был главным разработчиком проекта, который стал причиной скандала вокруг «ИнвайроТек». Проекта, который стал причиной мировой войны. Отец пережил больше допросов, чем я могу сосчитать. Однако этот оказался непохож на предыдущие.
Я не упоминаю, как блестели папины глаза, когда он заявил, что скорее умрет, чем поможет Стае хоть в чем-то, и его не подкупит даже на первый взгляд обнадеживающее предложение.
Стая хотела, чтобы отец создал нейтральную островную территорию: закрытое и отдаленное место, где будут проходить переговоры об окончании войны. Площадка стала бы доказательством, что Волки не нарушают в отношении нас основные права человека – что они способны проявлять доброту и миловать заключенных, пусть и малое их количество. Другими словами, эдакая подслащенная показуха для остального мира. В котором я еще надеюсь пожить.
И я помалкиваю о том, что папа не вернулся. В тот день в барак заглянули два офицера, принесшие его обручальное кольцо, карманное руководство по выживанию и пузырек с кровью и зубами.
Выдам нечто подобное, и мы сто процентов поплывем прямиком в Матаморос. И кто мне доверится, если узнает правду? Что к войне и всем нашим страданиям от рук Волков привело не что иное, как труды моего отца? Что в Убежище нас, вполне вероятно, ждет отнюдь не лучшая жизнь, а смерть?
Я доверять себе бы не стала.
Алекса становится так, чтобы я не сумела от нее скрыться.
– А если остров есть и его до сих пор не поглотил океан, ты и впрямь думаешь, что там все свободны?
Кольцо на цепочке вокруг шеи и пузырек со смертью, лежащий в кармане, говорят «нет».
Однако информация, которую я обнаружила в руководстве по выживанию, написанная безупречным, разборчивым почерком, утверждает иное. Я уверена, что папа изменил свое решение: он поверил в то, что на острове и в самом деле можно обрести свободу – и что ради этого пожертвовал жизнью. Он пытался указать мне путь. Может, надеялся, что я сумею вырваться из лагеря.
И я сумела.
– Должна же я во что-то верить, – осмеливаюсь я взглянуть Алексе в глаза. – Да и ты тоже. Слишком уверенно ты бежала, а так бывает, только если знаешь, куда направляешься.
– Ты неправа, – отвечает Алекса, не моргая. – Я просто-напросто удирала, не разбирая дороги.
3
Страница сорок семь книжки «Выживание: полевое руководство» от края до края покрыта карандашными пометками – убористым, с сильным наклоном вправо почерком, – никак не связанными с печатным текстом. В книжке не осталось пустых страниц и полей: отец использовал все свободное место – и даже больше. Я столько раз перечитывала его записи, что буквально вызубрила их наизусть. Я перелистываю страницы, которых он когда-то касался, пробегаю пальцами по бурым пятнышкам грязи и пота, и мне становится легче.
Наверху – надпись, дважды подчеркнутая: «Остров Убежище». Ниже страница представляет собой единый, непрерывный абзац, но я мгновенно нахожу отрывки, что всегда меня завораживали.
Нейтральная территория. Свободная от оружия зона.
Скрытые среди папоротников храмы, выстроенные из камней и тайн.
Монахи, которые даруют беженцам защиту от обеих сторон военного конфликта, принимая их в свой монастырь. Всем, кто приходит с миром, без малейшего намека на враждебность, наносят особые татуировки-голограммы.
Вот что ждет нас на острове – если верить записям отца.
Но никто не знает наверняка.
Я поправляю парус, ориентируясь по нарисованной от руки карте и закатному солнцу. Девицы следят за мной, но не возражают – значит, направление могу выбирать я.
– Алекса! – зову я. – Под сиденьем компас не попадался?