— Экономический рост в России сдерживался довольно невысокой покупательной способностью значительной части населения, что было вызвано в свою очередь высоким уровнем косвенного налогообложения при практически отсутствующем прямом. Как и сегодня, государство поднимало акцизы — сегодня на бензин и водку, тогда еще соль, уголь, многое другое. Податное бремя было распределено несправедливо — бедные платили слишком много, богатые слишком мало.
3. Как я уже и говорил — неплохое экономическое положение в стране сопровождалось общественной апатией и депрессией. Общество считало, что в 1905–1907 году оно потерпело поражение, люди (понятно, что не все, а активное меньшинство) ощущали себя униженными, опущенными, отстраненными. Пропаганда презрения к власти и отказа от любого сотрудничества с ней — соседствовала с упадническими настроениями — все плохо, лучше никогда не будет, надо уезжать. Именно при Николае II политическая эмиграция стала массовой, в Европе образовались целые колонии политических мигрантов. Многие мигранты, кстати, были с уголовным и террористическим опытом…
Мы сейчас находимся в такой полосе, потому что наша действительность — безотрадна, итоги — ничтожны, а надежды — отлетели от нас». Пусть в прошлом году мы и желали «нового счастья», но не получили ничего, кроме горечи и разочарований…
Скиталец. Молчание //Газета копейка. 1.01.1913.
Нам стыдно за прошлое, стыдно за наше безучастие и равнодушие к жизни текущей — и только, как бы в самооправдание, мы кричим о более лучшем, о более светлом. А лучшее ушло, уходит, мы же становимся хуже и хуже…
М. Городецкий. На Новый год // Газета копейка. 1.01.1917
Подобное нельзя объяснить рационально — но это было тогда, это же мы видим и сейчас.
Гражданское общество в России — М. Зыгарь прав — было, но оно было на удивление незрелым и политически наивным. Я не буду много про него говорить, это тема отдельной главы. Скажу лишь то, что гражданскому обществу не удалось ничего из того, что должно было удаться. Оно не смогло объединить интеллект и капитал — об этом будет рассказ в статье про кадетов, только один из кадетов, Петр Струве осознал всю гибельность вражды интеллигенции и капиталистов, даже пытался организовывать экономические чтения, для других же интеллигентов капитализм был «царством Ваала», они испытывали к нему глухую, непреходящую враждебность, но взамен предлагали совсем уж наивные, утопичные вещи. Гражданскому обществу не удалось ни сформировать корпус управленцев, ни вступить в соглашение с прогрессивной частью чиновничества (а такое было) ни сформулировать отличный от государственного проект развития России — этим и объясняется потрясающая беспомощность русской демократии в период с февраля по октябрь 1917 года, ее бесплодная говорильня. Вдумайтесь — практически единственным проектом который был выдвинут и четко выполнялся были выборы в Учредительное собрание — но выборы выборами, но как решать насущные и тяжелейшие задачи страны в условиях жестокой войны — никто не знал, никто не был готов. Неудивительно, что, в конце концов, Ленин выхватил власть и победил. Против него восстали — но с каким лозунгом? Непредрешенчества? Это значило только одно — что и у белых ответов на вопросы, стоящие перед Россией — нет.
Но единственный лозунг, под которым готов был подписаться любой интеллигент, звучал просто — долой самодержавие! Долой и все. Без рассуждений, без размышлений на тему а что потом и кто потом. Вдумайтесь — в предреволюционный период в России не вышло ни одного труда по политическому устройству общества, в котором бы размышлялось о том, какой режим мог бы заменить самодержавие. Доминировал марксизм — но он доминировал исключительно потому, что никакой своей альтернативы не было, кроме совсем уж одиозных. Интеллектуальная пустыня.
Долгая, жестокая, проигрышная, с потерями война с властью ожесточила интеллигенцию до крайности и никто не заметил, как средство стало целью. Никто не воскликнул — ну уберем мы царя, а дальше то — что?
Подводя итог: Россия в мире занимала место экономического подростка, быстро растущего и политического изгоя, с которым честным людям стыдно иметь дело. При этом — «нерукопожатость» России концентрировалось в основном в западных обществах, политики и бизнес вынуждены были считаться с Россией и иметь с ней дело. Сильный экономический рост привел к появлению двух Россий с разными интересами и росту политической активности и требовательности, которым власть не хотела и не могла соответствовать. Общество было угнетено и подавлено, что в любой момент могло смениться вспышкой ярости и агрессии, как и произошло в 1917 году.