Сторонники участия в Рабочих Группах также имели полное право утверждать, что политическая линия, которую они отстаивали, вполне совпадала с общей тактикой, использованной меньшевиками, начиная с Первой русской революции, а именно — использование всех легальных возможностей для мобилизации деятельности рабочих в русле массового и организованного рабочего движения.
Архивные материалы фонда Департамента полиции и Министерства юстиции подробно приводят изложение этой позиции меньшевистскими представителями на собрании выборщиков Рабочей Группы Центрального Военно-Промышленного Комитета. Они не оставляют сомнения, что позиция этих меньшевистских кандидатов действительно опиралась в этот момент на поддержку большинства тех рабочих столицы, которые участвовали во вторичных выборах Рабочей Группы. Вместе с тем, те же материалы Департамента полиции также содержат и весьма показательный пример по поводу умонастроения как выборщиков, так и их меньшевистской организации Петрограда, когда они уже вошли в Рабочие Группы Центрального Военно-Промышленного Комитета. Это отражено в отчетах агентуры Департамента полиции о дискуссии между членами Рабочей Группы — главным образом, Гвоздевым и Богдановым — и лидерами Центрального Военно-Промышленного Комитета — Коноваловым и Гучковым — во время их первой встречи после выборов Рабочей Группы. Как явствует из отчетов Охранного Отделения, Богданов и Гвоздев на этой встрече настоятельно старались убедить своих собеседников, что складывающаяся в стране политическая ситуация требует, чтобы представители российской буржуазии взяли на себя всю полноту политической власти, и обещали при этом поддержку рабочего класса в реализации данной политической цели. Лидеры Рабочей Группы возвращались к этой теме в своем разговоре с «представителями буржуазии» неоднократно. Согласно отчету Охранного Отделения, в конце этого разговора, выходя из зала заседания, Гучков как будто бы заявил Коновалову: «Какие молодцы наши рабочие». Суть этой дискуссии очень показательна в некотором отношении. Главным образом, она отражает представление участников этих переговоров, будто они являются ответственными представителями российского рабочего класса и российской буржуазии, или, во всяком случае, выразителями «классовых интересов» этих двух слоев российского общества, и могли от их имени заключить союз для свержения царского режима. Тем самым, разговор этот служит первым показателем тех умонастроений, что лежали в основе платформы блока революционных оборонцев среди социал-демократов и определенных кругов «представителей буржуазии» накануне революции и которые легли в основу создания коалиционного правительства.
Вот здесь как раз и кроются разгадки множества внешне не понятных и не имеющих объяснения событий, приведших в феврале 1917 года к свержению власти. Почему это вообще стало возможно? Потому что значительная часть политически активных социал-демократов считала, что по Марксу (меньшевиков называли догматиками из-за их отношения к марксизму) в России сначала должна произойти буржуазная революция и лишь потом социалистическая — и следовательно, когда они хотели революции, они не сами собирались взять власть, а подталкивали вперед таких деятелей как Гучков, Коновалов, Терещенко. Эти же деятели во главе с Гучковым искренне поверили, что рабочие действительно хотят, чтобы они взяли политическую власть в свои руки и готовы им в этом помогать. В хорошее легко верить, и недаром Гучков сказал — какие молодцы наши рабочие. Он сделал ошибку, не понял, что говорил не с рабочими, а с интеллигенцией. Ошибся, когда поверил, что интеллигенция может контролировать умонастроения рабочих. На самом деле — только до того момента, пока не появился Ленин, который говорил то что от него хотели слышать.
Большой тайной окутан процесс нарастания волнений осенью 1916 — зимой 1917 года. Многие, в том числе меньшевики — осудили эти забастовки. Но они возникали, и возникали все более и более частые и многолюдные. Причин тому может быть две. Либо — активно действовали большевистские организации, которые руководствовались еще принятыми в Поронино в 1913 году решениями на обострение борьбы. Либо — рабочие организации столицы начали выходить из-под контроля рабочей группы ЦВПК и самостоятельно выражать недовольство все более ухудшающимся их положением в столице.