Питерские — на мой взгляд — были сильно не правы в двух вещах. Первое — они монополизировали банкинг в России. Вторая — за счет контроля базовых отраслей и установления монопольно высоких цен — они вели систематическую работу по удушению промышленности с целью ее последующей скупки за бесценок. Тут должно было вмешаться государство. Однако именно петербургская экономическая доктрина куда лучше подходила для быстрого экономического роста по типу китайского. России сильно помогло бы примирение московских и питерских с установлением правил игры и работой Москвы на внутренний рынок, а Питера — на экспортные. Но этого — увы! — не случилось.
Теперь о том, что же произошло в 1917 года в промежутке между февралем и октябрем.
Московская буржуазия — спровоцировала государственный переворот, вызвала бурю, но контролировать ее не смогла. Московские купцы играли с огнем — но не представляли что это огонь, как не представляли и возможности реальной победы революции — в худшем варианте им виделся некий новый 1905 год. Уже в мае Рябушинский в сердцах говорил о шайке шарлатанов, захвативших Россию. Но сделать с этим он уже ничего не смог.
Питерские в отличие от московских — так и не смогли действенно войти в публичную политику. Если московские, как к ним не относись, все таки были частью публичной политики в России и способствовали ее становлению — то питерские предпочитали действовать кулуарно и коррупционно. После февраля 1917 года им так и не удалось ни создать свою политическую партию, ни присоединиться к уже существующим. Вместо этого они попытались организовать военный переворот, что у них не удалось. В итоге — ниша публичной политики в Петрограде оказалась монопольно в руках левых, а потом и крайне левых.
Конфликт московских и питерских продолжился и после Февральской революции и закончился только перед самой Октябрьской, когда было уже поздно.
Тот факт, что и после 1991 года у нас построилось нечто подобное описанному выше — говорит о том, что в российском обществе так и не решены некие базовые проблемы и их нерешенность раз за разом напоминает о себе. Такой проблемой, на мой взгляд, является отсутствие уважения к закону, которое красной нитью проходит через всю историю России. Подмена закона административным давлением, рейдерство — это все оттуда. Пока мы не научимся уважать закон — мы так и будем бродить в потёмках.
1.5. Истинное положение крестьян в Российской Империи в период с 1861 по 1917 год. Иждивенческое государство
Говоря о русском крестьянстве — если мы хотим действительно серьезного разговора, а не бреда как плохо жилось при Царе и как хорошо при Сталине — надо понимать, что истинных данных о том, как жилось крестьянам — у нас практически нет. Причин тут две. Первая — многое из того, что у нас есть, собрано интеллигенцией, а она уже тогда стояла в жесткой оппозиции режиму, и собирала сведения не для того чтобы понять, а для того чтобы судить. Вторая — сами крестьяне делали всё, чтобы скрыть свое благосостояние, и на то были причины. Первая — только в 1903 году отменили круговую поруку, то есть уплату податей богатыми за бедных. То есть, если ты показывал, что ты не нуждаешься, на тебя взваливали выплаты за соседей — кому это надо? Но и после 1903 года ситуация не изменилась — дело в том, что нищим было быть выгоднее, так можно было получать ссуды и продовольственную помощь, а так же списание долгов. О конкретных схемах поговорим ниже, пока скажу лишь одно — ни государственная статистика, ни воспоминания истинное состояние дел в деревне не отражают.
Ну и… крестьяне были не дураки и прекрасно понимали смысл задаваемых им вопросов: если правительство поймёт, что они не бедствуют — обложат налогами. Так что врали все.
Из книги «Из записок агронома» Аннина
… К сожалению, с первых же шагов пришлось столкнуться с недоверием к нашему брату: «статейщикам», «грунтовщикам». Всем было ясно, что сведения собирались для целей оценки, поэтому такое отношение являлось вполне естественным. В начале получение достоверных данных было делом крайне нелегким. Иногда ответы крестьян доводили прямо до отчаяния, поражая своею несообразностью; особенно с инородцами трудно было иметь дело. Если начнешь спрашивать одного хозяина, он показывает так, как есть в действительности, но когда их соберется десяток-другой, разговор принимает совсем иной оборот. Спрашиваешь, например: «Сколько высеваете ржи на душу?» Отвечают: «Десять пудов». «Сколько нажинаете на душу?». — «Один овин». — «А сколько намолачиваете с овина?» «Пуда три». И как ни убеждаешь, что этого не может быть, что это — явная нелепость, они стоят на своем. «Но ведь тогда незачем и сеять?» — «Да и действительно, — говорят — незачем; если мы и занимаемся земледелием, то только потому, что отцы и деды им занимались, а что выгоды нет никакой, одни убытки…