Как мы видим, частное предпринимательство на селе быстро развивалось, причем оно не сводилось к скупке в розницу и перепродаже оптом, и к сельскому ростовщичеству, как, к примеру, нас пытается уверить Е. Прудникова. Но в основном крестьянство до 1906 года пребывало в передельной общине со всеми вытекающими. Реформа Столыпина окончательно добила общину, мiр в том смысле, что поставила право отдельного крестьянина требовать отруб или брать паспорт и уходить на работу в город выше выживания крестьянской общины как единого целого.
Однако эти реформы не решили главной проблемы — нехватки земли в центральной части России. Более того, они ее усугубили.
Сухова О.А. Десять мифов крестьянского сознания[2]
«Многие крестьяне верили пущенному слуху, что ежели они не подпишут выкупных договоров, то им будет нарезан даром «царский надел». Наконец, соблазнительна была натерпевшимся крестьянам перспектива с получением дарственного надела, сразу порвать всякие обязательные отношения с помещиками»; «…хоть с крестом, да на волю» и т. д. Такие аргументы в пользу дарственного надела, как низкая арендная плата и опасения «не осилить» выкупных платежей были дополнительно усилены мифологемами трудовой этики крестьянства, и главным образом отношением к земле как к источнику исключительно крестьянского существования («…барам с землей делать нечего»). Кроме того, в крестьянском восприятии в общем контексте доктрины патернализма наделение землей из мифической неисчерпаемой «казны» считалось наипервейшей обязанностью государства, а, следовательно, не требовало никакой оплаты. Переход на дарственный надел фиксировал, таким образом, ситуацию ожидания справедливого, с точки зрения крестьянства, решения аграрного вопроса: «начальство и так даст землю», «у казны много ея» 1. Оценивая перспективы развития подобных настроений, стоит помнить, что рано или поздно крушение неоправдавшихся надежд станет отправной точкой эскалации массовых форм социальной динамики. Кроме того, воспроизводство представлений социальной утопии создавало иллюзорный фон массовых ожиданий, связанных с предвосхищением реальной возможности «обретения земли», а, следовательно, объективно закладывало дополнительные психологические основы роста рождаемости в крестьянских семьях, что также способствовало обострению ситуации с аграрным перенаселением в Черноземном центре.
Чтобы представить себе положение крестьян, владевших дарственным наделом, обратимся к фактам. Так, население деревень Русской и Мордовской Борковок Ставропольского уезда Самарской губ. к началу XX в. в связи с сокращением дарственного надела вынуждено было арендовать недостающую землю у гр. Орлова-Давыдова на чрезвычайно тяжелых условиях. За десятину земли арендатор обязывался обработать для графа такую же десятину, начиная с запашки и кончая возкой снопов. Сверх того крестьянин должен был весной вывезти на господское поле до 100 возов навоза, что являлось самой тяжелой обязанностью, так как после ряда неурожайных лет резко сократилось поголовье лошадей, а сохранившиеся животные страдали от бескормицы. Арендаторы были связаны круговой порукой, а на неисправного работника налагался штраф в пользу землевладельца.
Такая форма аренды, безусловно, лишь усугубляла бедственное положение крестьян и способствовала их обнищанию. К тому же, как правило, даже буржуазная форма аренды дополнялась кабальными условиями — за отработки, испольщину и т. д. Согласно данным С.М. Дубровского, в общей сложности деньгами и натурой в виде отработок, части урожая и т. п. российские крестьяне выплачивали помещикам, казне, уделам только за одну арендную землю около 700 млн… руб. золотом в год. Арендная плата поглощала в среднем 34 % валового дохода и 81,1 % чистого дохода, получаемого крестьянским хозяйством от арендованной земли. По подсчетам А.М. Анфимова, в Черноземной полосе в 1880-1890-х гг. арендатор отдавал почти половину своего валового дохода, и лишь к 1912 г. наблюдается некоторое снижение данного показателя: до одной трети.
Более того, объективным следствием коммерциализации поземельных отношений стал стремительный рост арендных цен. Гак, в уездах Саратовской губернии максимального своего значения увеличение арендной платы достигло в Балашовском уезде (с 8,29 руб. в 1882 г. до 18,23 руб. в 1904 г.). По расчетам одного из корреспондентов Губернской земской управы, крестьянина Петровского уезда, 1 дес. пашни приносила доход в 16,5 руб. при среднем урожае, в то время как арендная плата в данном уезде в 1904 г. достигала 12 руб. за 1 десятину. Вряд ли рассматривая условия хозяйствования этого крестьянина, имеет смысл вести разговор о значительном ресурсе интенсификации производства на арендованных землях?