Наша интеллигентская революционная партия мала количественно, — это тоже верно. Но зато она и не преследует других идеалов, кроме социалистических, а ее враги, пожалуй, еще бессильнее, чем она, и это их бессилие приходит на помощь нашей слабости. Наши высшие классы (дворянство и купечество) не образуют никакой силы — ни экономической (они слишком бедны для этого), ни политической (они слишком не развиты и чересчур привыкли доверять во всем мудрости полиции). Наше духовенство совсем не имеет значения — ни в народе, ни вне его. Наше государство только издали производит впечатление мощи. На самом же деле его сила только кажущаяся, воображаемая. Оно не имеет никаких корней в экономической жизни народа, оно не воплощает в себе интересов какого-либо сословия. Оно одинаково давит все общественные классы, и все они одинаково ненавидят его. Они терпят государство, они, по-видимому, выносят его варварский деспотизм с полным равнодушием. Но это терпение, это равнодушие не должно вводить вас в заблуждение. Они являются лишь продуктом обмана: общество создало себе иллюзию российской государственной мощи и находится под очарованием этой иллюзии.
Правительство, со своей стороны, старается, конечно, поддержать ее. Но с каждым днем ему становится это все труднее. 15 лет тому назад, непосредственно вслед за крымской войной, русское правительство убедилось, как мало понадобилось бы для того, чтоб государство распалось на части.
Да, для этого требуется очень мало — 2–3 военных поражения, одновременное восстание крестьян в нескольких губерниях, открытое восстание в столице в мирное время, — и то очарование, под которым еще в некоторой степени находятся средние и высшие общественные классы, моментально исчезнет, и правительство останется в одиночестве, всеми покинутое.
…
Вы утверждаете прежде всего, что я, будучи недостаточно зрелым, разрешаю себе тем не менее высказывать уверенность, что социальная революция может быть легко вызвана жизнью. "Если так легко вызвать ее к жизни, — замечаете вы, — то почему вы не делаете этого, вместо того, чтобы говорить о ней". Вам это кажется смешным, детским поведением, и, согласно вашему утверждению, следовало бы верить, что все ваши соотечественники придерживаются в этом отношении того же мнения. Но вы на них клевещете! Немцы слишком любят литературные упражнения, чтобы не знать действительной цели и задачи литературной деятельности и чтобы эту последнюю смешать с прямой практической деятельностью. Вы знаете, что литература лишь теоретически разрешает известные вопросы и указывает только возможность практического применения и условия определенной деятельности. Применение же само по себе не является ее делом. Вы того мнения, что если разрешение вопроса просто, если на пути к его применению не стоит никаких затруднений, то литературе нечего эти вопросы обсуждать. Вы сильно ошибаетесь. Я, например, и мои единомышленники убеждены, что осуществление социальной революции в России не представляет никаких затруднений, что в любой момент можно подвинуть русский народ к общему революционному протесту. Эта уверенность обязывает нас, правда, к известной практической деятельности, но она ни в малейшей степени не говорит против пользы и необходимости литературной пропаганды. Недостаточно того, чтобы мы были в этом убеждены, мы желаем, чтобы и другие разделяли с нами эту уверенность. Чем больше мы будем иметь единомышленников, тем сильнее мы будем себя чувствовать, тем легче нам будет разрешить практически нашу задачу. Не раздражает ли вас, что мы, "варвары", должны вам, цивилизованному человеку Запада, Разъяснять столь элементарные истины! Я охотно поверил бы, что у вас действительно было намерение во что бы то ни стало представить нас в смешном свете немецким читателям. Вы не постеснялись сделать вид, что вы не понимаете необходимости литературной пропаганды и значения тех вопросов в различных формах, которые занимали и еще долго будут занимать всех недовольных существующим социальным порядком и стремящихся к осуществлению социального переворота. Вы выражаете по отношению к нам, русским, глубочайшее презрение, потому, де, что мы настолько "глупы" и "незрелы", что серьезно интересуемся вопросами, в роде следующих: когда и при каких условиях должна быть вызвана к жизни социальная революция в России, достаточно ли уже наш народ к ней подготовлен, имеем ли мы право ждать и отсрочивать революцию до того времени, пока народ не созреет до правильного понимания своих прав и т. п., — вопросами, которые, как вы могли в достаточной степени убедиться из всего уже сказанного, являются главными пунктами, разделяющими партию действия и партию умеренных революционеров. И чтобы нас устыдить, вы с гордостью указываете на своих соотечественников, которые, как вы утверждаете, давно решили уже эти вопросы и больше теперь никогда не занимаются подобной пустой болтовней. Далее, вы, ради своих полемических целей, клевещете на немцев, что они будто бы не интересуются вопросами об условиях и средствах для социального переворота. Откуда же тогда этот вечный спор: следует ли воздержаться от политики или нет, должно ли пользоваться государством или лучше совершенно отказаться от его поддержки, нужно ли централизировать революционные силы под единым общим руководством или нет, не будет ли полезно вызвать местные революционные восстания, при какой организации сил можно рассчитывать на скорейшую победу революции, какие обстоятельства благоприятны для нее и какие неблагоприятны и т. п. Разве это не те же вопросы, которые занимают и нас? С той лишь разницей, что у нас они иначе поставлены и иначе формулированы, так как и условия деятельности нашей революционной партии совершенно иные. Во всяком случае, если вы обсудите только общий смысл тех двух революционных программ, которые разделяют наши революционеры, то вам станет ясно, что наши вопросы точно так же связаны с нашей программой, как ваши вопросы с вашей.