Выбрать главу

Так вот. Александр II понимая, что дальше так нельзя — принял и во многом провел «революцию сверху». Террористы его убили — ровно в те дни, когда он решил реформировать Госсовет в парламент и дать конституционный акт. Проблема была в том, что «революция сверху» не дала самозваным вожакам народа опыта взаимодействия с этим народом, который они несомненно получили бы при попытке «революции снизу», неважно успешной или нет, и не развеяла их ошибочные представления о народе, о народной толще, о том что народ хочет, каковы его намерения, на что он готов идти и ради чего. Карты вскроются только в 1917 году, в критической ситуации, когда времени на осознание не будет совсем.

Александр III попытался подморозить ситуацию, чем вызвал дополнительное озлобление — а Николай II при вступлении на престол заявил, что ничего не изменится, и надо оставить бесплодные мечтания — чем обозлил образованный класс России еще больше. В 1900 году в Петербурге состоялась первая в России политическая манифестация оппозиции, ярко описанная А. Тырковой-Вильямс. Первая, но не последняя.

А Н.А. Некрасов, карточный шулер и почти миллионщик, написал такие строки:

Не может сын глядеть спокойно На горе матери родной, Не будет гражданин достойный К отчизне холоден душой — Ему нет горше укоризны… Иди в огонь за честь отчизны, За убежденья, за любовь, Иди и гибни безупречно — Умрешь не даром: дело прочно, Когда под ним струится кровь…

Обратите внимание: «дело прочно, когда под ним струится кровь». Дело плохо, до первой революции — всего пять лет. Вся эта пятилетка — пройдет под аккомпанемент револьверных выстрелов. И интеллигенция — «нападения пистолетчиков» поддерживала.

Вот вам еще одна причина, почему так — в России христианство, по сути, не проповедовано. И тогда так же было. Если в той же Польше только собака по субботам не ходит в церковь, то русская интеллигенция была подчеркнуто, вызывающе атеистична. Церковь в России считалась частью государственной машины, и неверие в Бога было частью борьбы с «этой властью».

Потому слова «не убий» для русской интеллигенции не значили ничего. Напротив, она стала искать оправдания для все множащихся убийств и всё плодящихся убийц. Кстати, Государь в этом вопросе был как раз последовательным христианином, и в 1917 году, после убийства Распутина сказал: князь или мужик, никто не имеет права убивать. Вот почему автор и уважает этого человека намного больше, чем его современников из русской политики, и связывает благополучие России именно с ним. Не могло ничего хорошего получиться из дела, из-под которого струится кровь. И не получилось.

Но вот, в 1905 году, в обстановке вялотекущей гражданской войны в стране и откровенного штурма власти — царь уступил давлению и дал манифест 17 октября. Плох он был или хорош — но он все же создавал в России основу для парламентаризма и участия общества в управлении страной. Тем самым Государь как бы перебрасывал мяч на сторону общества и давал ему возможность проявить свою зрелость, ответственность и готовность принять на себя часть тяжкого бремени власти. Вероятно, Государь, который властью тяготился и еще в 1904 году рассматривал возможность ухода в монастырь — в случае если бы общество в лице лучших его представителей проявило бы зрелость и ответственность, расширил бы полномочия Думы и дал бы «ответственное правительство».

И как проявило себя общество?

В апреле 1906 года, на третьем партийном съезде кадетов, когда кто-то объявил, что совершено покушение на жизнь московского генерал-губернатора Дубасова, ряд делегатов съезда встретили это сообщение аплодисментами.

А вот Ариадна Тыркова-Вильямс, школьная подруга Н.К. Крупской, член ЦК партии кадетов. Ее можно назвать «бабушкой русской демократии» по аналогии с Брешко-Брешковской, бабушкой русской революции. Ее путь начинался с ареста за участие в той самой первой политической манифестации 1900 года, а закончился в 1962 году в Вашингтоне. Между этими двумя событиями — и переправка Искры в Россию под платьем, и цензура, и депутатство в Петроградской городской думе в 1917 году, и ОСВАГ. Она собственными глазами видела всё, о чем мы можем только читать.

Давайте ее послушаем.