У Ленина можно учиться только тактико-стратегическому искусству, но у него нельзя учиться вопросам философии права и правового государства, ибо в этих вопросах Ленин духовный отец Сталина. Поэтому надо отказаться от детской игры в политические прятки: не противопоставлять Сталина Ленину, что нелепо и абсурдно, а открыто критиковать порочную правовую философию Ленина и основанную на ней уголовную практику Сталина. Вот тогда все станет на свое место. Пока Ленин пользуется привилегией абсолютной безгрешности, а его произведения рангом марксистского «священного писания», все разговоры о гласности и демократизации не достигнут цели — «перестроечной революции» в мозгах людей. Даже источник нынешнего кризиса национальных отношений не в Сталине, а в Ленине. Теорию слияния всех народов России в одну нацию, то есть политику русификации, выдвинул, как мы видели, еще до революции сам Ленин, а не Сталин. Этническую карту Российской Империи после революции искромсал, по методу «слияния наций», тот же Ленин, а не Сталин.
Ленин был великий мастер в революционном разрушительном творчестве, но в государственном созидательном творчестве он подготовил только Сталина. Даже оружие по уничтожению своей большевистской партии и ее руководящего штаба — ЦК — вручил Сталину сам Ленин, когда ввел продолжающееся и поныне «осадное положение» в партии в виде резолюции «О единстве партии», согласно которой партаппарат был поставлен над партией, с запрещением в партии всего того, что раньше считалось демократическим правом каждого: инакомыслия, групп, фракций, несогласных с партаппаратом. Именно опираясь на эту резолюцию, которую Ленин неожиданно и без обсуждения в самой партии, навязал X съезду партии в 1921 г., за год до того, как Сталин стал генсеком, Сталин уничтожил сначала всю «ленинскую гвардию», а потом и ленинскую партию. Так и получилось: Ленин посеял ветер, а ленинская партия пожала бурю! Нет уж, без снятия табу на критику Ленина, Сталин будет жить и дальше, как «Ленин вчера».
Как Сталин — из Ленина, так и чередующиеся генсеки, в свою очередь — из Сталина, ибо все они учились своему искусству управления государством непосредственно у него, на его деяниях и на его практических инструкциях. Недаром один партийный политик периода Брежнева сказал:
«Мы изъяли из библиотек творения Сталина, но сами мы вынуждены частенько заглядывать туда».
Разногласия и серьезные расхождения между реформаторами и консерваторами в Политбюро и на пленуме ЦК факт абсолютно бесспорный. Но это не исключает и существования сговора между Горбачевым и Лигачевым о распределении ролей между ними по тактическим соображениям, поскольку оба стоят на позициях «перестройки», которую каждый понимает по своему. Это нужно для успеха задуманной стратегии в обеих сферах — внутри страны и во внешней политике. Внутри страны — Лигачев обязан повести на «перестройку» консервативную партийно-государственную бюрократию, во внешней политике Горбачев должен внушить Западу «новое мышление» и нарисовать привлекательный процесс превращения режима диктатуры в правовое государство, которому следовало бы открыть дверь в западный мир вообще и в «общеевропейский дом» в особенности, для получения кредитов, техники и технологии.
На Западе все мерят на свой аршин, преувеличивают возможности Горбачева, игнорируют факторы, которые его связывают. Однако, после Ленина и Сталина, направление и приоритеты советской политики решают не сильные личности, как бы они ни выделялись во вне и какие бы титулы они ни носили, а «силовые факторы» и их координированная воля в «треугольнике власти» — КГБ, армия и партаппарат. Генсек, выдвинутый этим «треугольником», от него и зависит. Как только он уклонится от заданной ему линии, он падет, даже если будет самым популярным в народе лидером. Каждый, кто внимательно следит за делами в самой партии, знает, что она вместе с моральным авторитетом, из-за тотальной коррупции в ее руководящих органах, потеряла в какой-то мере и свою былую власть, тогда как власть двух других «углов» ― КГБ и армии — осталась незыблемой. «Гласность» и «открытость» бьют по КГБ, разоружение и ревизия глобальной военно-политической стратегии бьют по интересам армии. Это зловещая загадка нашего времени, насколько и до каких границ эти два столпа, на которых только и держится сам советский режим, позволят реформаторам подмывать фундамент супердержавы. Советские вооруженные силы и политическая полиция слишком уж хорошо понимают, что в логическом конце тотального разоружения, «революционной перестройки», гласности и действительной демократизации с ее неизбежной децентрализацией «единой и неделимой власти» Москвы, обозначатся не только разложение советской империи изнутри и выход из-под ее контроля восточноевропейских стран, но и потеря Советским Союзом его позиции мировой супердержавы, поскольку супердержавой СССР стал не в силу своей экономической и технико-технологической мощи, как Америка, а исключительно из-за превосходства советского оружия. Россия всегда дорожила своим военным величием больше, чем своей социальной благоустроенностью. Когда после победы союзников в Крымской войне 1853–56 годов Россия вынуждена была топить свой Черноморский флот, русские адмиралы и генералы плакали прямо на глазах у солдат.