— Что ты хочешь узнать?
— Мы не успели с тобой поговорить о том, что происходит в вашей стране… — начал киммериец, но Паина не дала ему даже закончить фразу:
— Я же тебе сказала: правительница Акила вновь ослушалась заветов предков и стала жить с Этельвульфом…
— Этельвульфом? — в свою очередь перебил ее варвар. — Акила рассказывала мне, что так звали отца ее сына.
— У тебя неплохая память, — усмехнулась Паина.
— Интересно… Выходит, я для нее оказался недостаточно хорош, а этот асир…
— У вас, кобелей, только одно на уме. — В голосе собеседницы послышались нескрываемые нотки презрения. — Из-за ее блудливости все наше государство может погибнуть, и потом такие, как эти, — она кивнула, не оборачиваясь, куда-то назад, и Конан понял, что она имеет в виду скачущих сзади гирканцев, — завоюют наши земли и города и будут брать наших женщин в жены или наложницы… Насмотрелась я на такие порядки и в Лонхе, и в Заморе.
— Что же тут плохого? — вновь не удержался киммериец. — Это и есть нормальная жизнь для женщины и мужчины, клянусь стройными бедрами луноликой Иштар!
— Нам до твоей Иштар… — начала Паина, но, сплюнув, благоразумно предпочла не продолжать.
Варвару вскользь брошенное название городка Лонх напомнило, как он впервые встретил правительницу Акилу и ее верных подруг, среди которых была и Паина. Некогда великий и процветающий, находившийся на перекрестке многих караванных путей, Лонх к тому времени, когда его посетил Конан, лежал в руинах. Окрестные пастухи пасли коров и овец там, где когда-то цвели пышные сады богатых торговцев.
Стены города от времени и оттого, что за ними никто давным-давно не присматривал, осыпались, местами в них зияли огромные проломы. Тяжелые ворота сгнили, и каждый, кто хотел войти внутрь, мог это сделать совершенно беспрепятственно. Сброд, который составлял тогда большую часть жителей этого бритунского селения, наверное, собрался со всей Великой Хайбории. Там были купцы и дезертиры из армий соседних земель, жители гор и пустынь, немедийцы и аквилонцы, заморанские шлюхи и профессиональные убийцы… Казалось, их специально принесла сюда неведомая сила, чтобы создать здесь ярмарку человеческих пороков и разнообразных мерзостей.
Вот в этом некогда богатом городе, вновь обретающем жизнь, киммериец и увидел Акилу, правительницу амазонок, племени, которое он тогда, как совсем недавно Тайрад, считал порождением глупых баек бродячих факиров. Но эта женщина-легенда во плоти — и какой! — поразила тогда Конана до глубины души. Варвар впервые в жизни встретил женщину, которая, пожалуй, не уступала ему в искусстве владения мечом, а уж потягаться с киммерийцем в фехтовании могли лишь несколько человек во всем подлунном мире. Как она расправилась с поддонком Арпадом, заносчивым ублюдком, который осмелился оскорбить ее! Конан прикрыл глаза и словно наяву увидел: открыв рот в беззвучном крике, на землю падает бандит, который судорожно хватается за живот, а серые внутренности скользят между его пальцами; рядом, гордо расправив плечи, стоит сильная и прекрасная в своей мощи женщина, с презрением наблюдая за агонией недавнего обидчика. Тогда киммериец почувствовал, что хочет эту женщину больше всего в жизни, и воспоминание об этом даже сейчас пронзило его.
Акилу сопровождали три женщины: Экуна, Ломби и Паина, и еще карлик Джеба. Он погиб вместе с первыми двумя во время трудного путешествия в далекий и загадочный город Опаловых Ворот Джанагар, затерянный где-то между Хорайей, Замбулой и Кутхемесом среди самой дикой и безводной пустыни, какую варвару только приходилось видеть. А Паине удалось выжить, впрочем, как и самому Конану, и правительнице Акиле, несмотря на то, что их подстерегало множество смертельных опасностей.
«А жива ли Акила? — поймал себя на мысли варвар и оглянулся на Паину, которая с отрешенным видом молча ехала рядом.
— Значит, с Этельвульфом… — задумчиво повторил варвар, отогнав усилием воли нахлынувшие воспоминания. — Ладно, боги им судьи… — Он повернулся к Паине: — Так кто же выступил против Акилы на сей раз? И почему народ не поддержал правительницу?
— Народ! — фыркнула амазонка. — Когда кто-нибудь нарушает обычаи и уклад жизни, простые люди обычно следуют за жрицами, а не за отступницами, даже если это и сама правительница. Надо голову на плечах иметь, не первый же раз!
— Как решился асир вновь появиться в ваших краях? — вернулся варвар к сильно занимавшей его теме: узнав, что Акила предпочла ему Этельвульфа, он испытывал нечто весьма похожее на ревность.
— Откуда мне знать? — пожала плечами Паина. — Она встречалась с ним тайно, даже от меня. — В голосе амазонки явно послышалась обида. — Но Энида пронюхала каким-то образом, и вот видишь, теперь неясно, удастся ли Акиле вообще уцелеть, не говоря уж об ее троне.
— Энида? Кажется, я помню эту девицу. Она была неплохим воином… Но ведь тогда она выступала на стороне Акилы против Бризейс. Теперь, видно, ей самой захотелось попробовать вкус власти. Но главное не это. Смотри, Паина, — усмехнулся киммериец. — Помнишь те времена, когда ты и ваша правительница боролись против ее сестрицы Бризейс? Чего вам тогда не хватало в первую очередь?
— Не понимаю… — вопросительно посмотрела на него амазонка. — Каждый раз вам не хватает оружия, — торжественно поднял вверх палец Конан, — и его приходится везти из дальних мест. Теряется много времени, и я не поручусь, что на этот раз мы успеем…
— Все в руках богов, — мрачно отозвалась Паина.
— Это верно, — не стал спорить варвар. — Хотя ты только что и обругала прекрасную Иштар. Но на богов надейся, а сам не зевай. Ваши обычаи не позволяют иметь собственное оружие. Что вы можете сделать сами? Копье и лук? А кузнецов у вас нет и быть не может. Женщина-кузнец! — захохотал Конан. — Я даже представить себе этого не могу. Женщина-оружейник! Вы даже стременами не пользуетесь, и уздечки у вас веревочные!
— Ну и что? — с вызовом спросила амазонка.
— А то, — продолжал гнуть свою линию киммериец, — что хотя вы храбрые и сильные девушки, все равно вас когда-нибудь завоюет хорошо вооруженный князек или, что еще хуже, Туранская Империя. Видишь, как они расползаются по побережью? Уже под самым вашим носом начинают строить большой город. Сейчас самое время напасть на них и сбросить в море, чтобы неповадно было в этих местах обосновываться. А чем вы можете биться против них? Пращами?
— Туранцам никогда не победить нас! — вспыхнула Паина. — Слабаки! Что они, что эти… — Она вновь мотнула головой назад, указывая на гирканцев. — Без лошадей они как дети, а мы…
— Э, нет, — протянул Конан, — не скажи. Я много где побывал и немало видел. Когда из крепости, которая скоро вырастет там, на берегу, выползет вот такая колонна, — он протянул руку вперед, указывая на отряд в новенькой туранской амуниции, — все в кирасах, со щитами и саблями, да, может, и не такая, — поправился он, — а раз в десять побольше… Что вы будете делать?
— Мы будем сражаться, пока всех не перебьем! — гордо ответила воительница.
— Ха! — засмеялся киммериец. — Клянусь Кромом, тебе понадобится отряд раз в пять больше, чем у них. Вы сумеете набрать двадцать тысяч хороших воинов? Вот сейчас мы с отрядом в две сотни вполне можем разнести в клочья тысячу ваших амазонок и только потому, что все наши воины носят металлические щиты, защищены латами и шлемами… — Он вздохнул и с укором посмотрел на Паину, удивляясь, как она не понимает очевидного.
Некоторое время они ехали молча. Амазонка, чувствуя, что варвар прав, не хотела из гордости признавать поражение в этом споре. Наконец после долгого раздумья она спросила:
— Наверное, ты в чем-то прав, но я не понимаю, к чему ты клонишь?
— Ты только не хватайся сразу за кинжал, — предупредил ее Конан. — Нам сейчас ссоры ни к чему. — Он на мгновение задумался, но потом твердо продолжил: — Правительница Акила, может быть, сама того не подозревая, поступает единственно правильно.