РАЗДЕЛ I.
НАПОЛЕОНОВСКАЯ ИДЕЯ
Государственный переворот 2 декабря 1851 года привел к резкой поляризации оценок действий Луи-Наполеона и усилению накала полемики между сторонниками и противниками принца-президента. Раскол в обществе нашел свое отражение на страницах работ публицистов и историков, оказавшихся по разные стороны баррикад. Бонапартистская историография представлена П. Майером, Т. Модюи, П. Белуино, А. Гранье де Кассаньяком{1} и характеризуется верноподданническим прославлением «спасителя общества» — принца Луи-Наполеона. Они утверждали, что депутаты Законодательного собрания организовали заговор против Луи-Наполеона с целью лишить президента республики власти, установленной по конституции, и оправдывали государственный переворот, который, по их мнению, упредил и социалистов, и роялистов. В свою очередь, республиканские авторы возлагали ответственность за совершение переворота и последовавших за ним репрессий лично на Луи-Наполеона. Но даже наиболее радикально настроенные авторы, такие, как В. Гюго, Ш. Рибейроль, В. Шельхер, П. Дюпра, И. Мажен, К. Дюррьё и др., не смогли разобраться в феномене бонапартизма и объясняли переворот 2 декабря 1851 года развернувшейся острой борьбой между республиканцами и сторонниками монархии{2}. Более взвешенный подход отличает работы Э.Тено «Провинция в декабре 1851-го» и «Париж в декабре 1851-го»{3}. Антиправительственная направленность обеих книг встретила положительный отклик в оппозиционных кругах, поскольку их автор поставил своей задачей реабилитировать республиканцев, которых наполеоновские историки обвиняли в развязывании террора по всей стране. В пылу полемики как сторонники, так и противники переворота нередко предвзято интерпретировали события в угоду своей точке зрения, так что приведенный в работах богатый фактологический материал является, пожалуй, самой ценной их частью.
В.Гюго, как и его многие современники — республиканцы, считал Луи-Наполеона главным и единственным виновником государственного переворота. «С одной стороны, — писал В.Гюго, — целая нация, первая из наций, с другой стороны — один человек, последний из людей; и вот что этот человек сделал с этой нацией! Он топчет ее ногами, смеется ей в лицо, издевается над ней, поносит, оскорбляет, унижает, позорит ее!… Всякий раз, как Бонапарт плюет, все должны вытирать лицо»{4}. Накал полемических произведений В.Гюго, как мы видим, настолько высок, он так люто ненавидит Луи-Наполеона, что выбирает самые сочные выражения и не стесняется в оскорблениях. В. Гюго называет его «подлым», «человечишкой», «пигмеем», «шакалом», «ничтожеством», «Мандреном из Лилипутии» — вот лишь немногие из этих эпитетов. Филологи с удовольствием разбирали памфлет «Наполеон малый», поскольку только в нем можно было найти такое обилие грязных французских ругательств и двусмысленных речевых оборотов. При переводе на русский язык значительная часть этих перлов была сглажена или просто убрана.
Если для Виктора Гюго Луи-Наполеон — это исчадие ада, то К. Маркс в своих двух наиболее известных работах «Классовая борьба во Франции с 1848 по 1850 гг.» {5}и «Восемнадцатое брюмера Луи-Бонапарта»{6} рисует его как жалкое ничтожество, посредственность и труса. Однако не следует забывать, что работы К. Маркса и Ф. Энгельса имели характер памфлетов, носивших пропагандистский характер{7}. К тому же в тот момент многие документы были им просто недоступны, что, безусловно, отразилось на глубине исследования. К. Маркс, решивший втиснуть историческую реальность в жесткие рамки классовой борьбы, не смог объяснить ни феномена бонапартизма, ни его воплощения в образе Луи-Наполеона, ни значения личности принца, который создал собственную политическую доктрину и сумел переиграть всех своих противников в острой политической борьбе. Тем не менее произведения К. Маркса и Ф. Энгельса до сих пор являются важными источниками по изучению революции и политического развития Франции в 1848–1852 годах. Таким образом, под влиянием работ В. Гюго и классиков марксизма негативное отношение к перевороту и его вдохновителю на долгие годы прочно закрепилось как в историографии, так и в суждениях широкой публики.
После крушения Второй империи и серьезных изменений в общественно-политической жизни Франции начала XX века проблемы революции 1848–1849 годов и государственного переворота 1851 года вновь стали объектом пристального внимания историков. Основная заслуга этих авторов заключалась в том, что после ожесточенной дискуссии первых лет Империи они попытались проанализировать действия принца-президента с учетом различных точек зрения. Несколько позднее была опубликована работа графа Керри{8}, в которой он приводил интересные сведения о подготовке государственного переворота со стороны орлеанистов и об активности тайных обществ в провинции. В последующем интерес к локальной истории Франции привел к появлению целого ряда работ, посвященных тем или иным аспектам провинциальной жизни{9}, которые открывают новые перспективы в изучении как самого переворота, так и его предпосылок.