– Вот поэтому ты мне и нужен. Их ведь так много. Если я перестану танцевать, чтобы ловить убежавших, остальные…
Вдруг Седжал почувствовал, как тень сильно дернула державшую ее нить. От резкого толчка он упал на колени. Сознание Седжала затопили слепая ярость и чувство всепожирающего голода. Он сосредоточился на беглянке, стараясь отчетливо различить ее эмоции. Нить затрепетала и провисла. Потом тень снова рванулась, и Седжал задохнулся от новой волны боли и замешательства. Никому и никогда еще не удавалось одолеть его. Всегда он руководил людьми, заставляя их делать то, что нужно ему.
Седжал, однако, осознавал, что сейчас имеет дело с не совсем обычными людьми. Дети были похожи на него самого. Свои ДНК они получили от его собственного отца, и тот же самый ретровирус вызвал в них мутацию.
Ему на голову опустились теплые, любящие руки. Руки Катсу. Напитавшись ее силой, Седжал потянул нить к себе. Золотая нить напряглась, сделалась плотнее. Повинуясь этой тяге, тень с бешеными криками вернулась обратно, удалившись от границы тьмы. Катсу оставила Седжала и продолжила свой танец, направляясь к беглянке. При виде ее изящных движений чувство болезненного одиночества, исходившее от всех теней, слегка ослабело. Катсу ласкала поникшую тень, и та постепенно успокаивалась.
Еще одна тень попыталась воспользоваться замешательством, чтобы совершить побег, но Седжал вовремя почувствовал ее намерение. Новая золотая нить потянулась к ней, чтобы не дать уйти. Тень сопротивлялась, скалила зубы и царапалась, пока наконец Катсу не успокоила ее так же, как первую. Остальные кружились на одном месте без всякой видимой цели.
– Скольких ты можешь удерживать одновременно? – спросила Катсу.
– Не знаю, – произнес Седжал сквозь сжатые зубы. – Нормальных людей я могу удерживать в повиновении добрую дюжину, не напрягая ни одного мускула, но здесь совсем другое дело. Сколько их вообще?
Катсу вглядывалась в темноту. Красные полосы пронзали черноту резкими светящимися трещинами, и в этом потустороннем свете лицо Катсу приобретало какой-то призрачный вид.
– Их тридцать семь, – ответила она. Почудилось какое-то движение, и чернота слегка дрогнула.
– Теперь тридцать шесть, – поправилась Катсу. – Папа с мамой, наверное…
Над их головами раздался оглушительный рев. На Седжала обрушились бесконечная боль, чувство мучительной измены, неутолимый голод, а дети вокруг забились в конвульсиях и закричали в одинаковой неутолимой ярости. Целых пять теней разом бросились бежать. Седжал выбросил новые золотые нити. Одна, две, три – пойманы. Но еще две выскочили за границу тьмы и помчались по пустой равнине. Под их ногами земля трескалась и крошилась. Они поглощали живые сознания, создававшие равнину Мечты, и небо над их головами темнело. Катсу, проворная как лисица, бросилась вслед за ними. Одного она ухватила за пятку, а вторая тень остановилась посмотреть, что произошло. Катсу поймала и вторую. От ее прикосновения тени, как обычно, заметно успокоились, и Катсу повела их обратно. Окруженные туманными клубами тьмы, они последовали за ней. Седжалу пришло в голову, что дети не имеют представления о своем физическом облике, поэтому в Мечте они аморфны, не могут принять никакой конкретной формы.
Когда Катсу возвратилась во тьму вместе со своими двумя пленниками, послышался еще один легкий шорох. Один из тех, кого ловил Седжал, исчез. Прасад и мама уложили в криомодуль еще одного обитателя детской. Осталось тридцать пять. Красные решетки светились недобрым подозрением. Дети чувствовали что-то непривычное, но не могли понять, что именно происходит. Седжал надеялся, что маме и Прасаду удастся закончить работу, пока дети в Мечте не догадаются обо всем. Те, кого он удерживал на нитях, вели себя спокойнее, но они что-то шептали остальным, а Седжал не мог разобрать слов. Он в тревоге взглянул на Катсу. Она покачала головой.
– Я тоже плохо их слышу, – сказала она.
Тьма дрогнула, раздался знакомый оглушительный крик. Седжал поднял голову и увидел сокола. В отчаянии птица осмелилась ворваться во тьму. В то же мгновение к ней бросилась одна из теней и схватила ее. Сокол резко закричал от боли.
– Не трогай его! – вскрикнул Седжал. – Отпусти сейчас же!
Вперед метнулась новая нить и обвилась вокруг нападавшего. Тень отпустила птицу, и сокол рухнул вниз, к ногам Седжала. Тень отпрянула, недовольно шипя. Седжал наклонился и погладил перья птицы. Сокол тихо всхлипывал.
– Кто это? – спросила Катсу.
– Это… Это одна из ипостасей моего друга, – ответил Седжал. – Он попал в беду, но тебе я был нужен больше и поэтому пошел сначала сюда.
Тьма дрогнула вновь. Исчезла еще одна тень.
– Слушай, – сказал Седжал, – Кенди, видимо, в отчаянном положении, раз послал сокола на поиски. Он… Я должен ему помочь. Сможешь ты продержаться без меня несколько минут?
Катсу посмотрела на него долгим взглядом. Потом отошла чуть в сторону и начала танцевать. Теперь она двигалась быстрее, подчиняясь неслышному четкому ритму. Она топала ногой по черной земле, она кружилась между красными вспышками, прорезавшими ткань Мечты. Ее изящные движения завораживали. Седжал смотрел не отрываясь, потом заметил, что дети стали значительно спокойнее. Еще он заметил, что у Катсу на лбу выступил пот. Такой танец явно давался ей с большим напряжением. Ему следовало поторопиться.
Седжал отпустил своих пленников. Нити исчезли, но дети, казалось, этого не заметили. Они во все глаза смотрели на Катсу. Усадив сокола на плечо, Седжал скользнул между красными решетками. Едва он переступил границу тьмы, как птица взвилась высоко в небо и помчалась вперед.
Седжал бегом бросился за ней. Не прошел он и пятидесяти метров, как оказался перед каменной стеной.
Высотой она была примерно в два его роста и метров на шесть-семь тянулась в обе стороны. И в ней не было ни окон, ни дверей. Кружа в вышине, сокол пронзительно кричал. Седжал протянул руку. Едва коснувшись ледяной поверхности камня, он ощутил присутствие Кенди. Заработало его внутреннее зрение, и Седжала окатило волной ужаса и как будто… вины? Сокол закричал опять.
– Кенди! – позвал Седжал. – Кенди! Это я, Седжал!
Никакого ответа. Седжал больше не чувствовал его эмоций. Что происходит? Может ли быть такое, чтобы один Немой посадил другого в клетку? Он никогда о таком не слышал, но ведь это еще ничего не значит. Несмотря на свои способности и таланты, Седжал в Мечте – новичок.
Он вдруг со всей ясностью осознал, что действовать надо быстро. Катсу одна-одинешенька сражается там с тенями и скоро выбьется из сил. Он должен помочь Кенди и поскорее возвращаться к сестре. Седжал треснул по стене кулаком и взвыл от боли. Дуя на пораненные костяшки пальцев, он сосредоточился на собственном теле. Перед ним – твердая каменная стена, но стоит лишь к ней приблизиться, как она потеряет материальность. Ее уже не существует. Не существует.
Седжал вытянул руку и наткнулся на ту же каменную стену.
– Черт! – он сплюнул. – Кенди! Впусти меня!
Камень не отвечал. В отчаянии Седжал пнул его ногой, стараясь, однако, не бить слишком сильно, чтобы не ушибиться. Никакого ответа. Катсу уже выбивается из сил. Может быть, ему не стоит терять здесь время… Может быть, ему…
И внезапно его озарило. Он ощутил еще одно знакомое сознание: оно было не здесь, не в Мечте, но где-то поблизости.
– Бен, – шепотом произнес Седжал.
Он всегда ощущал уверенность, что Кенди и Бен – близкие друзья, хотя Кенди почти не упоминал имени Бена. Бен справится с этим лучше, чем он сам. Седжал закрыл глаза, нащупывая в окружающем пространстве сознание Бена. Нашел. И устремился к нему.
Бен в тревоге всматривался в лицо Кенди, лежавшего без движения в пустой каюте. Вечно этот Кенди попадает в какие-нибудь передряги. То его арестуют, то Седжал затащит его в Мечту, то он пытается покончить с собой, как совсем недавно, на Беллерофоне. Теперь вот отправился в Мечту, когда там полно опасностей. И, по подсчетам Бена, что-то слишком долго не возвращается.