— Почему ты не ешь, Жук?
Астрид смотрит между ним и его полной тарелкой.
— Сейчас я ем только то, что готовит Николь.
Ее глаза переходят на меня.
— Ты готовишь?
Я прочищаю горло.
— Да.
— И ее еда это лучшее, что ты не будешь иметь роскоши есть. — Дэниел лениво обхватывает мое плечо, уничтожая несколько сантиметров, между нами. — Завидуй.
Астрид кривит губы.
— С чего бы это?
— Ты не можешь сварить яйцо, чтобы спасти свою жизнь. Если капитан не будет тебя кормить, ты превратишься в скелет.
— Это неправда. Так ведь, Леви?
— Вроде как да, принцесса.
— Эй!
И Леви, и Дэн разражаются смехом и продолжают дразнить ее, пока Леви не напоминает Дэниелу о его предыдущей угрозе.
А я, с другой стороны? Меня зацепила тяжесть руки Дэниела на моем плече. То, как он скользит пальцами вверх и вниз по обнаженной части прямо под моим коротким рукавом. То, как легко и властно он это делает, заставляя всех видеть, а не слышать о нас.
Если только ради этого, то приезд в Лондон, домой, в дом Астрид и Леви стоит того.
Я готова пережить тысячу неловких обедов, если он будет рядом со мной.
Эта мысль вскоре исчезает, как и моя небольшая улыбка, когда на нас падает тень.
— Давно не виделись, Николь.
У меня пересыхает в горле, и я чувствую, что падаю.
Даже руки Дэниела не могут удержать меня на месте.
Одна из причин, по которой я уехала и стыдилась даже оглянуться назад, он смотрит на меня со своим обычным спокойствием, которое я видела только однажды.
Когда он узнал, что моя мать стала причиной смерти его первой жены.
Дядя Генри.
— Я позвонила ему по дороге сюда, — предлагает Астрид, и ее голос звучит далеко, будто под водой. — Он хотел тебя увидеть.
Зачем? Чтобы обвинить меня? Пнуть меня, пока я нахожусь на дне, как она любит делать?
Я могу принять это от нее, но не от него.
Не от отца, который научил меня кататься на моем первом велосипеде и наложил пластырь на колени, когда я упала.
Только для того, чтобы я поняла, что я была лишь заменой его дорогой Астрид. Серебряной медалью. Вторым выбором.
Может, для Дэниела я тоже такая. У Леви есть его дорогая Астрид, поэтому он остановился на мне.
Я вскакиваю так быстро, что четыре пары глаз устремляются на меня. Я пытаюсь сохранить самообладание, но у меня такое чувство, что мне это не удается, когда я говорю:
— Мне нужно идти.
Мои движения скованны и нескоординированы, я практически трусцой выбегаю из беседки и направляюсь к дому.
Куда опять пошел Джей? Нам нужно уходить, прямо сейчас.
Я несколько минут размышляю, не будет ли невежливым подняться наверх, а потом вспоминаю, что мне не стоит об этом беспокоиться.
Шаги раздаются позади меня, и мне хочется, чтобы Дэниел последовал за мной и сейчас отвез нас домой.
Нет, я не имею в виду, его квартира или особняк стали нашим домом. Это не так.
И не должно быть.
Однако, когда я оборачиваюсь, на меня смотрит не Дэниел. Дядя Генри последовал за мной и теперь приближается ко мне.
Я поворачиваюсь, чтобы бежать.
— Николь, пожалуйста.
Мой подбородок дрожит, и я хватаюсь за поручень для равновесия, медленно поворачиваясь лицом к нему.
Увидеть дядю Генри снова это не что иное, как удар током. Прошло девять лет с тех пор, как я видела его в последний раз, но руки времени не коснулись его крепкой костной структуры и высокой, широкой фигуры.
Даже несколько седых прядей придают ему скорее элегантность, чем ощущение старости.
Но что я никогда не смогу забыть в дяде Генри? То, как его зеленые глаза хранят спокойствие Будды, мудрость Конфуция и доброту матери Терезы.
Он заставлял меня чувствовать себя в безопасности.
Пока безопасность не была в списке вещей, которые я могла бы иметь.
— Как ты? — спрашивает он, не обращая внимания на мое почти безумное состояние.
— Все хорошо.
— Ты уверена? Если я доставляю тебе неудобства...
— Дело не в этом...
— Тогда в чем? — он кладет руку в карман, и я рада, что он не сокращает расстояние, между нами. — В последний раз, когда мы виделись, ты убежала, и я не смог найти тебя.
— Я должна была защитить своего брата.
— Джейден, верно?
— Как... Астрид рассказала тебе?
Она практически доложила ему по дороге сюда.
— Вообще-то, это был Дэниел. Он позвонил мне два дня назад и сказал, что нашел тебя и твоего брата. Он также сказал, что привезет тебя в Лондон на случай, если я захочу с тобой встретиться.
— Он... сделал это?
— Да, и я благодарен ему. Я искал тебя много лет.
— Но почему? Разве ты не ненавидишь меня?
На его лице мелькает что-то похожее на боль.
— Я никогда не ненавидел тебя, Николь. Я признаю, что после того, как я узнал, что Виктория играла с Жасмин, стала причиной ее смерти и чуть не убила Астрид во время наезда, моей единственной целью было заставить ее заплатить.
— Она... умерла от рака после рождения Джея.
— Я знаю. Я часто навещал ее.
— Навещал?
Он ненавидел ее со свирепостью, которая пугала меня, поэтому сказать, что я удивлена, что именно он навещал ее, пока она находилась в тюрьме, было бы преуменьшением.
— Да. Я хотел увидеть, как она страдает. Но не тюрьма и не рак съели ее заживо, Николь. А тот факт, что ты отвернулась от нее.
— Сначала она отвернулась от меня.
Я борюсь со слезами, собравшимися в глазах.
Главная причина, по которой я позволила Кристоферу свободно разгуливать, заключается в том, что я боялась ее, тех жертв, на которые она пошла ради меня, того, как люди будут смотреть на нас.
Меня пугала ее реакция, даже если она заикнется об этом.
Если бы это был дядя Генри, он бы боролся за меня. Он бы не сказал мне проглотить нож с кровью.
— Она причинила тебе боль, когда ты заботился только о нас, — продолжаю я прерывающимся голосом. — Она заставила меня потерять тебя навсегда.
Он делает один шаг вперед.
— Ты никогда не теряла меня, Николь. День, когда я позволил тебе уйти из моего дома, одно из худших сожалений в моей жизни.
В моей груди сдувается давление, похожее на пузырь, и я не могу сдержать одинокую слезу, которая вытекает из глаза.
— Мне жаль, дядя. Мне так жаль, что я дочь женщины, которая причинила тебе столько боли. Мне очень жаль.
Он сокращает расстояние между нами и по-отцовски обнимает меня. Дядя Генри аристократ насквозь, поэтому проявление каких-либо эмоций кощунство, но сейчас он гладит меня по голове.
И я плачу, как ребенок.
Я плачу оттого, что потеряла его. От мысли, что он всегда хотел избавиться от меня.
— Это не твоя вина, Николь. Это мне жаль, что я позволил ненависти ослепить меня от того, что важно. — он отстраняется, улыбаясь. — Мне понадобилось потерять тебя, чтобы понять, что ты моя дочь в той же степени, что и Астрид.
— Дядя...
— Ты можешь называть меня отцом или папой, как Астрид, когда будешь готова.
— Ты действительно прощаешь меня?
— Прощать нечего. То, что сделала Виктория, это ее вина. Ты тоже была жертвой.
— Но... но я не нравлюсь Астрид.
— Потому, что она видела только злую сторону тебя. Она обойдет тебя, как это сделал Дэниел.
Я прикусываю нижнюю губу.
— Не думаю, что он одумался.
Ему просто нравится секс. Он сам сказал, что ему нравится выводить меня из организма.