Его реакция исчезает так же быстро, как и появилась. Вместо этого садистский блеск устремляется вперед, фригидный холод окутывает его, как когда он собирается надеть свою шляпу мудака.
— Ты находилась в таком отчаянии, да?
Я игнорирую его слова и резко втягиваю воздух через рот.
— Я была так влюблена в тебя.
Он разражается смехом, и я чувствую, как мое сердце разбивается на кусочки у его ног, со всей своей кровью, тоской и глупыми проклятыми чувствами, которые я хранила годами.
— О, прости. — он медленно останавливает свой маниакальный смех. — Это не должно было быть смешно? Потому что единственное, что я помню о тебе с тех пор, это твою стервозную, правоверную, сучью сущность, Николь. Ты была просто сукой, но ты пошла дальше и превратила это в историю любви. Безнадежный романтизм тебе очень идет, ведь ты такая чертовски наивная.
— Ты не это имеешь в виду, — возражаю я скорее себе, чем ему. — Я тебе нравилась, Дэниел, всегда нравилась. Тебе просто не приходился по душе этот факт. Я знаю это.
Его голос, который мгновение назад был насмешливым, понижает тон, но при этом остается громким.
— Ты ни черта не знаешь обо мне, Николь. Возможно, тебе стоит обратиться к кому-нибудь из-за твоих галлюцинаций и других проблем.
Комок застревает у меня в горле.
— Ты пытаешься оттолкнуть меня? Опять?
— Я пытаюсь дать тебе понять, что я не твой прекрасный принц, не твой белый рыцарь и не что-то даже отдаленно благородное. Мы использовали друг друга и все. Оставь свои девичьи мечты там, где им место.
Его резкие слова и тон не так пугают меня, как осознание, которое подкрадывалось ко мне, но наконец-то ударило по лицу.
— Ты никогда не увидишь меня, не так ли? Не важно, сколько я буду смотреть на тебя, давать тебе или быть рядом с тобой, я всегда буду только той, кого ты презираешь, чтобы хотеть. Кем-то, кому суждено быть только невидимой.
— У тебя потрясающий талант разбираться во всем. Терапия сделает это еще лучше. — он возвращает мне шкатулку и кулон. — Я не профессионал, но уверен, что они посоветовали бы тебе выбросить эти девчачьи вещички в ближайшую мусорную корзину и жить дальше.
Я хватаю и делаю именно это. Мусорка опрокидывается от силы моего броска. Дэниел едва смотрит, выражение его лица пустое, почти скучающее.
В этот момент я понимаю, кто мы. Я всегда была верхней половиной песочных часов, а он нижней. Рано или поздно он должен был опустошить меня, пока ничего не останется.
Мои плечи опускаются, и одинокая слеза стекает из век.
— Я покончила с тобой. Я покончила с твоей трусостью, с моими безответными чувствами. С меня хватит, Дэниел. Так что, пожалуйста, отпусти меня. Пожалуйста, позволь мне стать свободной. Позволь мне дышать воздухом, где тебя не существует.
Он отрывисто кивает, затем разворачивается и уходит.
Мир вокруг меня разлетается на куски, я падаю на пол и плачу так сильно, как никогда не плакала.
Я не горюю по нам, не тогда, когда мы даже не существовали.
Я наконец-то скорблю по себе.
***
Не знаю, сколько времени я пролежала на полу, а потом каким-то образом оказалась на кровати, в беспорядке неудержимых слез, извращенных фантазий и невозможных чувств. Возможно, в какой-то момент я заснула, я не уверена.
Но этого достаточно, чтобы сквозь занавески светил одинокий луч солнца и новый день пробился через суровую, безжалостную ночь.
Неважно, что произошло в эту ночь — крушение надежд или страшное напоминание о том, что я потратила свою молодость на любовь к тому, кто никогда не полюбит меня.
Кто смотрел куда угодно, только не на меня.
Необходимость подняться с пола и уйти из его дома колючая, как весенняя аллергия, но желания сделать это нет.
Затем я вспоминаю что-то, а точнее, кого-то.
Джей.
Я поднимаюсь на ноги и ковыляю в ванную, чтобы умыться. Отказываюсь смотреть на свое отражение в зеркале. Это ничем не отличается от встречи с той призрачной частью меня.
Я беру телефон с тумбочки, размышляя, звонить ли дяде Генри в такую рань — хорошая или глупая идея после того, как мы обменялись номерами, и я оставила брата с ним и Астрид.
Сообщение, появившееся на экране, вдыхает в меня жизнь.
Дядя Генри: Джейден крепко спит после того, как весь день играл с Лэндоном и Брэндоном. Астрид настояла на том, чтобы он остался на ночь. Я привезу его, как только он проснется.
По крайней мере, один из нас принят Астрид.
Не то чтобы это имело значение сейчас.
Мне нужно собрать вещи и уехать с Джеем, как только он вернется.
Если мне придется умолять Аспен взять меня вторым помощником, то так тому и быть. Хотя я по-прежнему буду работать в том же здании, что и Дэниел, со временем станет легче.
Или так я хочу обмануть свое будущее.
Последние одиннадцать лет легче не стало, но мне, по крайней мере, удалось заглушить боль и сосредоточиться на воспитании Джея. Но теперь, когда я увидела другую сторону Дэниела — холодную, но заботливую — не думаю, что будет так же легко что-то заглушить.
Когда я заканчиваю собирать нашу с Джеем сумку, я сопротивляюсь желанию заплакать. И только спустившись, я понимаю, что могу столкнуться с Дэниелом и заплакать по-настоящему.
Жалко.
— Доброе утро, мисс Адлер, — зовет нежный женский голос.
Это Софи, горничная.
Увидев мое лицо, она слегка хмурит брови.
— Вам нездоровится?
— Если то, что мне неоднократно разбивали сердце это нездоровье, то да, я, должно быть, страдаю от худшего вида недомогания. Я в порядке, спасибо.
— Вам что-нибудь нужно? Может, немного чая с завтраком?
Если бы я не ненавидела Дэниела так сильно, я бы посмеялась над тем, как он называет своих сотрудников чайными монстрами. Даже им в лицо.
— Нет, все хорошо. Я просто жду своего брата, чтобы мы могли уехать.
— Уехать? — она хмурится еще сильнее. — Хозяин говорил не это.
Я ненавижу, когда мое сердце, разорванное в клочья его голыми руками, пытается собрать все, что осталось, и биться для него.
Быть с Дэниелом это не только опыт, но и кровавая битва с большими потерями и жертвами. И это все, от чего я сейчас страдаю.
От потери.
— Что он сказал?
Я рада, что мой голос звучит достаточно непринужденно.
— Что вы останетесь здесь на некоторое время.
Я... что? Он действительно думает, что я останусь в его доме после всего произошедшего? Или, может, он все еще думает обо мне как о своей помощнице, которой он может приказывать пить кофе с одним граммом сахара?
— Ну, скажите ему, что я не останусь.
Она морщится.
— Он не очень-то отвечает на наши звонки, а когда отвечает, то говорит: «Ошиблись номером» и вешает трубку.
— Подождите... его здесь нет?
— Нет, мисс. Он ушел рано утром. Я видела, как он выходил из вашей комнаты.
— Вы, должно быть, ошиблись...
— Конечно, нет, мисс. Я видела, как он выходил из комнаты, когда я шла за чашкой чая с молоком, и он жестом приказал мне не шуметь, а потом собрал всех нас и сказал, чтобы мы обслуживали вас так, будто вы это он.
Моя голова никак не может уложить в голове всю эту информацию, которую мне подбрасывают. Зачем ему это делать после всех его слов?
— В руках он также держал шкатулку. И это единственное, что он взял с собой. Я сказала ему, что соберу его сумку, но он ответил, что в этом нет необходимости.
Шкатулку...?
Я бегу наверх в комнату и убеждаюсь, что шкатулки нет в мусорном ведре, куда я ее выбросила. И кулона/ключа тоже.