Вполне возможно, что это письмо, скопированное Екатериной для своих целей, написано тем же Гриммом и адресовано или бывшему русскому послу во Франции князю Д. А. Голицыну, или его преемнику Н. К. Хотинскому (с мая 1768 года сменившему Голицына), или И. И. Бецкому, через которых начинающий «комиссионер» сообщался с русским двором до личного знакомства с императрицей в 1773 году. Так или иначе, но записка попала в руки Екатерины, которая переписала ее и почти дословно использовала в «Антидоте» в очень близких выражениях: «И под предлогом наблюдений над прохождением Венеры по солнечному диску они (враги, стоящие за Шаппом. – В. П.) принялись оценивать по-своему источники нашего могущества, то бишь выставлять в ненавистном свете образ нашего правления… они занялись умалением годовых доходов государства, его сухопутных и морских сил» (286).
Вполне вероятно, что рецензия Гримма в «Корреспонденции» была «согласована» с самой «Минервой Севера»[42]. Именно тогда императрица нуждалась в быстром и веском ответе, который бы изначально подорвал доверие к книге среди европейских читателей, бросил тень на «научные» основания его книги и акцентировал специфические задачи, которые выполнял аббат. Сама же Екатерина взяла на вооружение эту рецензию (как и переписанную собственноручно «записку»). Рецензия Гримма послужила для нее чем-то вроде кратких тезисов, которые она детально развернула в «Антидоте».
Ни с одним из произведений императрицы не было ничего подобного: обычно анонимно издавая в России собственные сочинения, тщеславная Екатерина так или иначе открывала свое авторство, особенно в переписке с Вольтером. В этом случае императрица надела столь непроницаемую маску, что даже ее ближайшие французские корреспонденты – Вольтер, Дидро и Фальконе – не сумели разгадать литературно-политической мистификации своей покровительницы. Автор в маске остался неузнанным не только для большинства читателей, но даже для самых преданных европейских друзей.
В письме к Вольтеру от 12 (23) января 1771 года Екатерина мимоходом, небрежно упомянула Шаппа. Рассказывая о визите прусского принца, она заметила: «Кажется, ему здесь понравилось больше, чем аббату Шаппу, который, промчавшись на почтовых в плотно закрытом возке, все увидал в России»[43]. Вольтер не подхватил этот сюжет и отвечал Екатерине уклончивыми любезностями, уверяя, что он «екатериненец», противостоящий злонамеренным «мустафитам»[44]. Вольтер, видимо, был в затруднении, полагая, что автором «Антидота» является Дашкова (а холодное отношение императрицы к Дашковой не было для него секретом).
В письме к Мармонтелю от 21 июня 1771 года Вольтер превозносит посетившую его Дашкову и тут же приводит пространный фрагмент из «Антидота», посвященный Сорбонне. Княгиня Дашкова провела два дня в Ферне – именно с этого времени Вольтер начинает обсуждать «Антидот» со своими друзьями. Вольтер сообщает Мармонтелю: «Должен сказать, что на Севере есть героиня, которая сражается за Вас, это госпожа княгиня д’Ашкофф, достаточно известная своими действиями, кои сохранятся в памяти потомков. Вот что она говорит о Вашей дорогой Сорбонне в своем разборе Путешествия аббата Шаппа в Сибирь»[45]. Под «действиями» Вольтер имел в виду участие Дашковой в перевороте 1762 года – сюжет, который был чрезвычайно популярен во французских кругах, особенно благодаря сочинению Рюльера, писавшего о том, что именно юная княгиня стояла во главе всего заговора, приведшего Екатерину II на трон.
Большая цитата из «Антидота» о Сорбонне, запрятанная среди полемических выпадов, посвященных русским реалиям, свидетельствовала о внимательном чтении Вольтером этой книги: «Сорбонна известна нам по двум интересным анекдотам. Во-первых, она прославила себя в 1717 году, предложив Петру Великому средство для подчинения России папе; во-вторых, в 1766 году – своим мудрым и остроумным осуждением „Велисария“ г. Мармонтеля. По этим двум чертам можете судить о глубоком благоговении, каковое всякий здравомыслящий человек должен питать к столь почтенному сообществу, не раз осуждавшему диаметральные противуположности» (316).
Если проект объединения «греческой и латинской» церквей относился к стародавним временам, то упоминание романа Ж. – Ф. Мармонтеля «Велисарий» (Bélisaire, 1767) относилось к новейшим событиям. Роман был осужден Сорбонной за кощунство; автор прислал свое сочинение Екатерине, которая – во время путешествия по Волге в том же году – организовала его коллективный перевод на русский язык (сама Екатерина перевела девятую главу романа). В 1768 году роман был издан в России, и это событие стало предметом гордости императрицы, демонстрацией религиозной толерантности и просвещенности ее монархии.
42
И. М. Элькина писала о «давлении» Екатерины, хотя полагала, что рецензия в «Корреспонденции» написана двумя авторами – Гриммом и Дидро (
43
Documents of Catherine the Great. The Correspondence with Voltaire and the Instruction of 1767. Cambridge, 1931. P. 95 (пер. с фр., кроме специально оговоренных, мои. –