Глава 7
Софья повязала голову темным платком, как бы украдкой глянула на себя в зеркало.
— Ты куда? — спросил Дмитрий.
— Помолиться.
Его супруга низко опустила голову и взяла в руки ключи, сжала их между пальцев.
— Опять? — удивился Ланкович, — ты же вчера там была?
— Этого не может быть слишком много, — тихо, но с жесткой уверенностью в голосе, ответила Софья и выскользнула за дверь.
Ланкович недоумевал. Его жена проводила в церкви слишком много времени. Он не узнавал ее. Возвращаясь домой, супруга становилась все более темной и непрозрачной. Она вела себя странно, она забросила домашнее хозяйство и мало внимания уделяла ребенку. От выполнения супружеского долга пока не отказывалась, но выполняла его, действительно, как долг. Будто крест несла по постели.
За прошедшее после свадьбы время Ланкович постепенно перестал различать, где его мысли и эмоции, а где — Сонины. И это его даже радовало. Успокаивало осознание абсолютной чистоты и прозрачности находящегося рядом человека. Ни ревности, ни подозрений.
А она становилась все более набожной. И область, отведенная Церкви, была для Дмитрия темна. Более, того область эта увеличивалась с угрожающей быстротой.
Неожиданно Ланкович осознал, что Софья растворилась во тьме целиком, осталась лишь одна мрачная туча, внешними очертаниями напоминающая его жену. И тогда он испугался. Страх заставил его отдать дочь в детский сад недельного пребывания. Соня не обратила на это внимания. Попытки сканирования ничего не дали. Попытки исправления с грохотом провалились.
Впервые Ланкович столкнулся с тем, что человек абсолютно закрыт от его воздействия, и это его оскорбило. Ощущение беспомощности не так часто посещало моего героя. Особенно угнетала мысль, что странности эти происходили не с кем-то там, посторонним, а с его ручной женой.
День шел за днем, Иришка росла в интернате и спрашивала по вечерам, когда отец забегал ее проведать, где мама. Ответить бедному Ланковичу было нечего. Обратиться к специалистам он боялся, поскольку в таком случае могла всплыть истинная причина ее помешательства. Ланкович справедливо полагал, что виноват он.
Однажды Соня пришла домой очень поздно. Тихо открыла дверь и прошла, не переобуваясь на кухню, в которой в то время орудовал Ланкович, пытаясь соорудить еду.
— Будешь ужинать? — как-то даже робко спросил Дмитрий.
Она не ответила. Села на диван, крепко сдвинув колени. Сняла с головы платок, и светлые прямые волосы частично скрыли бледное лицо.
— Дима, — произнесла Софья после продолжительного молчания, и голос ее был задумчив, — ты в Бога веришь?
Ланкович чуть не выронил из рук сковородку. Вопрос, мягко говоря, был странноват. Особенно, если учесть, что он преподает богословие, а, кроме того, некоторое время работал в СИ.
— Верю, — встревожено ответил он. В очередной раз попытался ее просканировать. И вновь не увидел ничего, кроме клубящейся тучи.
— Тогда поклянись Им, — произнесла Софья, и лицо ее было безмятежно, — что ты оставил Мастерство.
И тут Ланкович замялся. И тут он не нашелся, что сказать.
— Ну, — пробормотал он растеряно, — меня же лечили. Способностей лишиться нельзя, их можно только спрятать…
— Очень жаль, Дима, но я боюсь, что ты неисправим. И отец Виктор тоже так считает.
— Ты рассказала обо мне отцу Виктору?
— Конечно! А с кем я могла еще поделиться своим горем? И ты… ты… ты отравляешь меня!
— Но он же, — растерялся Ланкович, — он на меня донесет…
— Да! И пусть лучше у моей дочери вообще не будет отца, чем такой, как ты!
Пока Ланкович соображал, что бы это заявление могло означать, она спокойно и отрешенно подошла к кухонному столу, достала из верхнего ящика свеженаточенный собственными Димкиными руками нож с черной пластмассовой ручкой.
— Такие, как ты, — продолжила она, — считают, что могут спокойно читать в чужих душах. Это неправильно. Так не должно быть. Никто, кроме Бога, не может это делать. Инквизиция была права, когда запрещала нам жить вместе.
Ланкович, до которого постепенно начала доходить необходимость срочных действий, подошел ближе к жене, приобнял ее за плечи.
— Ну что ты, Сонечка, разве такое можно говорить?
Она развернулась и ударила. Ланковича спасла только инквизиторская выучка, заставившая резко отпрянуть в сторону. Лезвие скользнуло по ребрам, распоров кожу. Он с удивлением обнаружил, что футболка потемнела, и снова успел лишь отстраниться от занесенного над его бедным телом ножа.
— Сонька, ты что?!!! — заорал он, наконец-то по-настоящему испугавшись.
— Ты — чудовище, — прошипела супруга, — Бог не создавал таких, как ты.
После этого Ланковичу оставалось лишь отобрать у несостоявшейся убийцы ее оружие и вызвать скорую. Приехавшие врачи заштопали ему бок и забрали расшалившуюся жену в психиатрическую клинику.
Глава 8
Разливаю кофе по крохотным тонкостенным чашечкам. Эти чашечки — моя гордость, я их всюду с собой вожу. Берегу, как зеницу ока.
— Все это понятно, — говорю, — но ты что, следил за мной?
Молчит некоторое время, делает вид, что очень увлечен смакованием напитка. Ничего. Время у нас есть, расскажет, никуда не денется. Рассматриваю внимательно его лицо, готовлюсь к восприятию информации, и вдруг…
Слышу звонок у входной двери. Подхожу очень осторожно.
— Кто там?
— Откройте, Святейшая Его Величества Инквизиция!
Надо же, чего это ко мне в такую рань коллеги пожаловали? Отпираю все замочки и крючочки, смотрю — точно, инквизиторы.
— Чего надо? — интересуюсь, должно быть, не очень доброжелательно.
Три типа в форме. Окидывают меня недружелюбными взглядами, замечаю, что рука одного из них лежит на кобуре. Пальцы его нервно подрагивают. К чему бы это?
— Майя Дровник? Пройдемте с нами, — говорит первый, среднего роста белобрысый инквизитор с погонами лейтенанта на плечах.
— Советник Майя Дровник, — поправляю я его миролюбиво, — и Вы мне не ответили, в чем дело.
— Нам приказано доставить Вас в Управление.
— М-да? И кто это Вам такое мог приказать?
— Начальник Управления Четвертаков.
Стараюсь придать своему голосу как можно больше сарказма.
— Да ну? А чем вызвана такая необходимость, он Вам не сообщил? Сегодня суббота, как никак.
Смотрю, тот, который с пистолетом, уже пятнами пошел. Нервничает мальчик. Пускай нервничает. Хуже будет, если я волноваться начну. У второго дрожат губы. Лейтенант, похоже, в этой компании самый адекватный.
— Майя Алексеевна, — говорит он спокойно, — Нам приказано сопроводить Вас. Давайте пройдем в Управление, и Вы сами побеседуете с Четвертаковым.
Действительно, думаю, почему бы и нет?
И вот стою я, значит, в дверях, гляжу на коллег честными серыми глазами, и думаю, что бы мне такое хорошенькое сотворить, чтобы коллеги мои случайным образом Ланковича в моей квартире не обнаружили. Но тут лейтенантик делает попытку меня этак слева обогнуть и направиться в сторону спальни. Я, конечно, ничего особого там не скрываю (за исключением некоторых подозрительных личностей), но частная жизнь, знаете ли. А потому аккуратненько загораживаю ему вход и интересуюсь:
— Потеряли что-нибудь?
— У нас приказ — произвести осмотр помещения.
— Да ну? — удивляюсь я, — а письменное распоряжение из Совета Инквизиции у тебя с собой, яхонтовый ты мой?
— Да, — спокойно отвечает он, и достает из кармана сложенный вчетверо листок гербовой бумаги, на котором красным по белому написано: "Произвести осмотр квартиры Дровник Майи Алексеевны, проживающей по адресу:____________________ на предмет нахождения в ней посторонних людей".