Я делаю кислую рожу и бормочу:
— Ну, скажи еще, что это мне же во благо.
Он сдержанно улыбается.
Мы с мальчиками проходим в спальню, почему-то именно она интересует их в первую очередь, и имеем честь наблюдать спокойно сидящего на кровати с журналом полуторагодовалой давности в руках Ланковича. Они глядят на него, он на них. После этого они разворачиваются и молча покидают данное помещение.
— Ну что же, — говорит лейтенант, — раз у вас здесь никого нет, придется Вам одеться и проследовать за нами.
— А одеться я могу в гордом одиночестве? — спрашиваю на всякий случай.
— Конечно-конечно! — поспешно отвечает лейтенант и краснеет.
Получив такое разрешение, я возвращаюсь в спальню, не забыв плотно закрыть дверь, и изображаю для Ланковича выражение лица "Ну ты и фрукт!". Он самодовольно ухмыляется. Далее я быстро натягиваю на себя форму, при этом этот негодяй нахально наблюдает за процессом, демонстративно выкладываю на тумбочку второй комплект ключей, и, послав своему спасителю воздушный поцелуй, удаляюсь.
— Ну что, мальчики, — говорю, — пошли, что ли.
При этом испытываю нечто вроде гордости. Димка — молодец, растет. Глаза отводит только так, не каждой единичке такое удается. И двоечке тоже… Кстати, какой же у него уровень?
Следуем до Управления без приключений. Полагаю, связываться сразу с четырьмя инквизиторами, даже если один из них — так ненавидимый Мастер, народу неинтересно. Замечаю — лица нарочито отворачиваются, когда мы с моим конвоем проходим мимо. Ах, горожане мои любимые, да что же такое вам Мастера сделали-то?
Подходим к Управлению. Молодой незнакомый сержантик, сделав строгое лицо, предлагает мне сдать оружие на проходной. Удивленно поднимаю брови.
— Я арестована?
— Нет, но таков приказ Четвертакова.
Вот здесь можно и повыпендриваться.
— Да ну? Тогда какого черта я буду сдавать свой табельный пистолет какому-то молокососу?! И не собираюсь даже! Я сдам оружие только лично ему и только после предъявления мне приказа об увольнении или постановления о задержании. Ты понял?!
Ага, позеленел бедный. Звонит Четвертакову, видать. Все, получил ценные указания.
— Проходите, — говорит мне мрачно.
Мы с конвоем следуем на второй этаж, к кабинету моего шефа, или, может, уже бывшего шефа?
Антонина Григорьевна даже не смотрит в мою сторону.
— Присаживайтесь, — произносит сухо.
Ага, и ее какого-то этого самого на работу в субботу притащили. Ничего, пусть не только мне плохо будет!
— Где Четвертаков? — спрашиваю.
— Он занят, — отвечает, не поднимая на меня глаз.
— Ладненько! — отвечаю и плюхаюсь в кресло.
Смотрю на мой эскорт.
— Садитесь, коллеги, нам, похоже, подождать придется.
Жду минуты три. Меня не вызывают. Ну, знаете ли, нечего на мне методику подготовки к допросу отрабатывать! Резко встаю, и, пока Антонина и конвой соображают, что это я делать собралась, прорываюсь в кабинет к Четвертакову.
Сидит, бумажки просматривает. Тоже мне занятость безумная.
— Добрый день, уважаемый Юлиан Витальевич, зачем Вы за мной мальчиков послали?
Слегка растерялся, бедняжка.
— Если я Вам нужна была, позвонили бы, я бы пришла, — продолжаю я, придвигаю стул ближе к нему и сажусь рядом, — Что случилось?
Гляжу: размышляет, то ли нормально со мною поговорить, то ли изобразить из себя сурового начальника. К стыду его побеждает вторая идея.
— Почему Вы ворвались в мой кабинет без вызова? — вопрошает он, грозно хмуря брови. А брови у него черные, ровные, будто выщипанные.
— Здрасте, — говорю, — приехали. Как так без вызова? Это ведь Вы меня из постели вытащили, оружие сдавать заставили! Претензии ко мне какие-то имеются? Так давайте их сразу рассмотрим, сейчас!
Ух, какая я злая. И отчаянная сейчас. Понимаю, что после этих слов, даже если другой моей вины не обнаружится, в управлении мне больше не работать, но остановиться не могу.
— Проблемы какие-то? Да?!! Давайте, высказывайте! Поговорим с Вами, как инквизитор с инквизитором.
Вытаскиваю из кобуры Макаров, брякаю его об стол. Шеф вздрагивает и косится на оружие.
— Вы хотели, так забирайте!
Наконец, терпение шефа иссякает. Он с силой стучит ладонью по столу и рявкает:
— Немедленно успокойтесь!
— Что?!!!
— Майя Алексеевна! Прекратите этот цирк!!!
— Не я его начинала!!!
Я вскакиваю. Еще слово, и одним работником в Управлении будет меньше. И, боюсь, этим работником буду не я.
— Сядьте, — говорит Юлиан, его гладкое лицо покраснело и уже не кажется таким красивым, — и объясните, что Вы делали вчера с 20.00 до 22.00?
Интересный вопрос, а ответ на него может быть еще интереснее, мол с восьми до десяти вечера я отбивалась от толпы сдуревших граждан, неизвестно почему решивших, что Мастера мешают им жить.
— Гуляла, — говорю.
— Читайте, — заявляет шеф и сует мне в лицо сводку.
Бумага неприятно шуршит в руках. Не хочется до нее дотрагиваться — так и веет грядущими неприятностями. Ну, читаю. Вчера ориентировочно с 20.00 до 22.00 двое лиц, обладающих психопатическими способностями, мужчина и женщина, напали на группу мирных граждан. В результате применения запрещенных средств психопатического воздействия семнадцать человек госпитализировано, двое скончались в больнице.
— Что это за термин такой: психопатическое… Чушь собачья. А я здесь причем?
— Вас опознали.
Смотрю на Четвертакова исподлобья, молчу. Лицо его разглаживается, тон голоса становится мягким, воркующим. Он наклоняется ко мне, сладенько улыбается.
— Я понимаю, Майя, — произносит он, и делает попытку похлопать меня по руке, — Вы были напуганы, приняли мирных граждан за бандитов. Тем более, учитывая Ваше состояние, Ваши страхи…
Руку я брезгливо одергиваю, корчу противную гримасу.
— Что Вы называете моими страхами? Попытки меня прикончить, это? Вы всерьез считаете, что я не смогла бы отличить мирных граждан от убийц? Вы сомневаетесь в моем мастерстве?
Шеф вздыхает, глядит на меня с грустным сожалением в колокольчиковом беспросветном взоре, приглаживает ладонью волосы.
— Кто второй Мастер, Майя Алексеевна? — печально спрашивает он.
— Случайный прохожий, — вежливо отвечаю я и улыбаюсь.
— Я вам не верю.
— Ваше право.
— Есть определенные сомнения в недостаточной лояльности этого случайного Мастера.
— И такое бывает?
Четвертаков вздыхает и опускает глаза. Лицемер.
— К сожалению, в последнее время подобные случаи в Империи не редкость. В особенности, что касается Мастеров, актуализированных в последние три-четыре года. Они ведут себя… неподобающим образом. Майя Алексеевна, неужели Вы не в курсе? Кажется, Ваши должностные обязанности предполагают владение подобного рода информацией.
Удивлена. Не в курсе. Откуда бы? Я тут с курением на рабочем месте борюсь.
— Я вынужден отстранить Вас от работы, — продолжает Четвертаков.
— Да ну? — вновь удивляюсь я, — меня-то более четырех лет назад актуализировали, — или, по-Вашему, я тоже неблагонадежна?
— Вы останетесь под домашним арестом.
Ну и ладно! Гордо следую домой в сопровождении аж трех сотрудников СИ. Судьба у меня сегодня такая — гулять по городу в компании мужчин.
Глава 9
В квартире Ланкович торчит, как гриб на полянке. Весь довольный и счастливый. Был бы лимон — скормила б.
— Что? — интересуется, — про меня спрашивали?
— А как же, — отвечаю, — ты у нас звезда кордебалета! Все разговоры только о тебе. Давай, золотой, рассказывай, что тебе надо и уматывай из моей жизни, пока я благодаря тебе в специзолятор не загремела.
Звезда кордебалета открывает рот и начинает вещать чушь какую-то про свое предназначение, про изменяющуюся Идею и снова, блин горелый, про права человека в Империи, как будто предыдущих двух эпопей с этими понятиями нам не хватило. По морде ему дать, что ли?