Подполковник стряхнул с кителя капитана невидимую пылинку, приложил пальцы обеих рук к своим вискам, на минуту прикрыл глаза. Потом снова посмотрел на Рожнова.
– Слушай, Родион, – вкрадчиво начал он. – Я не призываю идти на баррикады и доказывать свою невиновность. Тогда уж точно все шишки на тебя свалят. Ты этого хочешь? Нет? Вот и славно. Сейчас распишись в писульке и несколько дней можешь поваляться дома у телеящика. Или мотай куда-нибудь на рыбалку, только потихоньку, чтоб никто не знал. Мобилу держи при себе. Я, как что-то прояснится, сразу сообщу. Представь, не все забывают, что друзьям надо помогать. Во всяком случае, дело выеденного яйца не стоит, спустим твою чрезвычайку на тормозах. Только, прошу, не суетись, не высовывайся и не дёргайся. Договорились?
– Знаешь, Антон, – полувопросительно, полуутвердительно проворчал Рожнов. – Знаешь, мне до сих пор казалось, что наш любимый начальник Рубцов птица совсем иного полёта?
– И что же тебе казалось? – поднял бровь подполковник.
– Когда он лично награждал меня знаком отличия, даже нашей внутриважной газетёнке «На страже» интервью дал о моих изобретательских новшествах. Мне тогда по-честному казалось – он настоящий офицер, знающий и любящий своё дело, а сейчас…
– А что сейчас? – перебил его Наливайко. – Напортачил немного и хочешь как страус – голову в песок? Не получится. Не твоему же непосредственному начальнику Краснову брать на себя ответственность, а? Где он, кстати? Слинял уже. Вот в этом он весь. Когда тебя публично награждали – гоголем ходил, а теперь: я – не я, и шляпа не моя. Вот такие они все, начальники, и ты таким будешь, так что не отчаивайся.
А сейчас вали домой и ни с кем не разговаривай, никому на временное отстранение от обязанностей не жалуйся. Тем более, что об этом кроме генерала знаем пока только мы с тобой. Так что не всегда говори, о чём думаешь, но всегда думай, о чём говоришь. Ферштейн? Вот и славно, – заместитель начальника подцепил подписанный капитаном формуляр и с озабоченным видом отправился в канцелярию.
Уже спускаясь по эскалатору в метро, Рожнов подумал, что недаром на его «Волжанке» движок вчера стуканул. Может, показалось, а, может, и нет.
Двадцатьчетвёка заводилась, как и раньше, с пол-оборота. Но всё-таки к мастакам в сервис её отогнать следовало. Мало ли что! А если на рыбалку – и там где-нибудь движок заклинит? Врагу не пожелаешь такого.
Машина – вчера, «ковёрный» нокаут – сегодня. Что ж, это нормально. Жизнь должна быть полосатой, иногда подставлять такие вот рогатки, иначе вообще жить неинтересно будет. Какую байку для жены выдумать? Ведь у него сегодня очередное дежурство, а придётся дома киснуть.
Дом, где жил Родион, выпадал из категории обычных в том смысле, что ни одного, обычного москвича в нём не наблюдалось. Хотя, не был он похож и на знаменитое элитное поселение на Софийской набережной. Даже планировка дома была нетипичной, поскольку место это облюбовал МОСХ, и все насельники жилища слыли художниками, архитекторами, либо писателями или артистами.
Сам Рожнов к выдающимся личностям себя не приписывал, поскольку квартиру в этом кооперативе удалось купить только через любимую тётушку, которая в Союзе художников вертела всем и всеми, как хотела.
Шутка ли – устроить вернисаж, либо просто рядовую выставку – все обращались с поклоном именно к ней. Ну и сделала племяннику свадебный подарок. На службе мужики сначала дружно ахали: «Живёшь на площадке с самим Президентом Российской Академии художеств! Ах, повезло!» Правда, Рожнов так и не понял – в чём повезло-то? Но спорить с народом не стал.
А тут ещё изобретение Рожнова широкую известность получило. Направленный взрыв во время пожара тушит всё и гаснет сам! Конечно, Рожнов сразу и сам стал знаменитым. Да только ни повышения в должности, ни в зарплате не последовало. Наоборот, получил отстранение. Более того, после сегодняшнего «разбора полётов» жди ещё неприятностей. Как назло, все гадости сваливались в последнее лето уходящего в небыль столетия. Мистика какая-то. Собственно, с мистикой у Родиона столкновения уже были, когда он на месячишко ездил к другу на Украину. Тот подарил ему модель кубических шахмат, которые до сих пор не нашли ещё нигде применения.
Кстати, хорошо, что вспомнил. Надо бы заехать на Трубную площадь, где у Гарри Кимовича Каспарова личный шахматный клуб почти напротив театра «Современной пьесы», бывшего когда-то обычнейшим Домом Политпросвещения. А Танька? А что Танька? Подождёт, на то она и жена. Пусть думает, что он на дежурстве, и волноваться не будет.