— Все то, что было между нами — свет угасающих огней, — процитировал вдруг Александр.
— А то, что будет дальше с нами, вверяю я судьбе моей. Точно, спасибо! — радостно воскликнула я. Я и правда хорошо помнила мотивы этого любовного романса. И была настолько воодушевлена, вспомнив слова, что на секунду даже потеряла самообладание и позабыла, что говорю с человеком, который всегда был мне неприятен.
— Откуда она? — уже менее эмоционально поинтересовалась я.
Александр стоял рядом, серьезный и задумчивый, совсем не такой, каким был в покоях с Еленой и Ольгой. Мне на мгновение даже померещилось, будто он презирает меня за что-то. Или, возможно, он просто не знал ответ и сейчас неспешно размышлял над моим вопросом.
— Был у нас во дворце прием. В прошлом ноябре, кажется. Вы тогда только появились при дворе, и это, вероятно, был у вас один из первых вечеров, — он подумал несколько секунд, а я ещё раз отметила, что Александр, оказывается, вполне себе знал кто я, учитывая, что даже время моего появления во дворце умудрился запомнить. — Её пели две приезжие с Востока артистки. Хотя, как я узнал позже, приехали они из Ушаковской ресторации, что почти на главной городской площади. И я не думаю, что выступали они только там. Поэтому, вероятно, что Вы слышали ее раньше, — закончил князь.
Я напрягла память. Действительно, эта песня звучала на одном из первых балов, но, услышав голоса девушек всего единожды, забыть их было невозможно. А какие тексты были у этих романсов. Они словно жили той же жизнью, что и я, только умели говорить о ней коротко и цепляя за живое. Именно поэтому я так и запомнила эту песню.
— Один из любимых романсов моей матушки, кстати, — вдруг добавил он, с прищуром глядя на меня.
— Что ж, у нее хороший вкус, — ответила я и улыбнулась, — песня действительно чудная, и я очень рада, что снова смогла услышать ее.
Александр не счёл нужным отвечать мне. Лишь легонько улыбнулся и повернулся ко мне. При этом скрыть беглый, оценивающий взгляд он не смог. Стоит сказать, что это был не такой взгляд, каким меня осматривал противный граф Равнин, прицеливающийся к размерам пышности бюста или красоты фигуры. Это был взгляд шпиона, пытающегося проникнуть в тайны моего внутреннего мира и разведать все загадки, чтобы сделать меня уязвимой перед ним. А для него узнать обо мне все было делом секунды.
Ну уж нет! Александр был точно не тем человеком, перед которым стоило обнажать душу. И хотя скрывать мне было абсолютно нечего, но и играть с ним в гляделки я не собиралась. Невзирая ни на его божественное обаяние, которым он умело пользовался, ни даже на то, что две секунды он держался в рамках приличия.
Однако Александр продолжал вести себя совсем не так, как я того ожидала. Никаких намеков и шуток, которые он позволял себе в гостиной, только необходимая вежливость и предельная учтивость.
— Что ж. Я, пожалуй, пойду. Благодарю за беседу, — произнес Александр, неожиданно отводя взгляд.
— Хорошего вечера, Ваше Императорское Высочество, — поклонилась я и улыбнулась.
Тогда он вновь позволил себе скупую улыбку. Затем быстро развернулся и поспешил удалиться.
Постояв несколько минут на опустевшем балконе, я вдыхала вечерний аромат прохлады, роз и влажной от росы травы. С одной стороны летняя свежесть бодрила и придавала мне сил, с другой, забыть о том, что где-то в кабинете Константина лежит документ, по которому у отца могут в любой момент отнять землю и дом, я не могла. И эта мысль практически не покидала меня с момента, как я нашла этот список.
Идти куда-то на прогулку больше не хотелось, и я медленно вернулась во дворец, поглощённая размышлениями о скором будущем.
Глава 11
Несмотря на то, что время, казалось, тянулось бесконечно, с начала лета мало, что изменилось. Все такой же безлюдный и бездушный дворец, в котором компанию мне, предстоящие пару месяцев должны были составлять только Мария Павловна и Елена.
Впрочем, жизнь в пустом дворце была куда приятнее, чем длительные и весьма утомительные поездки к незнакомым и часто не самым располагающим к себе людям. Кроме того, за тот небольшой промежуток времени, что я успела узнать герцогиню, я поняла, что это вовсе не такая бесчувственная и бессердечная женщина, как могло показаться вначале.
Мария Павловна была всего лишь фигурой на шахматной доске, такой же незначительной, как и мы все. Да, возможно она была ладьей, а не пешкой, но играл за нее все равно кто-то другой. Поэтому герцогине также приходилось подстраиваться под правила дворца: манипулировать врагами и подчинять себе слабых, чтобы ощутить хотя бы временную иллюзию превосходства. И единственным ее слабым местом был, пожалуй, Александр. Забавно, когда весь дворец обсуждал его новые яркие романы, устраивая по этому поводу бурные дискуссии в гостиной и на коридорах дворца, Мария Павловна словно была в новостном забвении и узнавала обо всем, лишь, когда отношения заканчивались.
Я же всегда старалась держаться подальше от всех мужчин, в которых герцогиня могла видеть потенциального жениха. И связано это было не только с тем, что мне дорога жизнь, но и с тем, что большинство из ее фаворитов были мне неприятны в такой же степени как граф Равнин. Именно по причине того, что мы с Марией играли на разных полях и с разными противниками, мы научились мирно сосуществовать. И отныне, даже находясь рядом с ней в одном помещении, я чувствовала себя в относительной безопасности.
Единственной и самой волнующей проблемой по-прежнему оставались деньги. Шло время, и я понимала, что затягивать с этим нельзя. Каждый день мог стать роковым для нашего поместья. Как-то я осмелилась намекнуть герцогине на увеличение жалования. Но в ответ на мою просьбу, она, в свойственно ей манере, сделала паузу в разговоре, свидетельствующую о том, что лучше не заводить об этом и речи, а затем продолжила диктовать очередное предложение.
Остальные варианты по спасению имущества своим разнообразием тоже не отличались. Нужно было либо обращаться за помощью к Варваре, либо к Афанасии. И если Фаня совершенно точно и бескорыстно оказала бы мне помощь, то вот Варвара легко могла разболтать о неприятностях отца первому встречному. Да и долг возвращать пришлось бы всю жизнь, вне зависимости от того, к кому бы я обратилась.
Был, правда, ещё один способ. Я не исключала возможности того, что придется настаивать на личной встрече с Императором и на коленях умолять его дать отсрочку всем выплатам. Но потом я с досадой вспоминала, кто придумывал и утверждал все подобные указы, и как зимой, по распоряжению его Величества, по всем губерниям были разосланы бумаги об открытии несостоятельности каждого банкрота. Это означало лишь одно: имя моего отца уже троекратно опубликовано во всех газетах, все рынки и ярмарки увешаны объявлениями о таких, некогда знатных и состоятельных дворянах, и одному богу известно, когда к нему придут люди в меховых тулупах, выглядевшее как мешки с картошкой, и отнимут у него все. И, несмотря на то, что отец в своих письмах продолжал отрицать то, о чем болело мое сердце, бумага о «неосторожных» банкротах была красноречивее всех отговорок.
С каждым днем становилось все страшнее, решений не было, как и шанса на внезапное чудо, потому я все яснее понимала, что худшее неизбежно.
Был очередной дежурный день, когда по обыкновению я разбирала с герцогиней почту. Писем было не очень много, и она не только позволяла мне читать их, но и записывать ответы.
За небольшой промежуток времени, в который мне достались новые обязанности, я значительно повысила свою значимость в глазах Марии Павловны. Теперь мне разрешалось даже высказывать свое мнение по поводу составления и написания некоторых ответов. Герцогиня окончательно убедилась в моих языковых знаниях и использовала их для всего, что приходило ей в голову: переводов Шекспира, в переписке с великой княжной и даже для разбора мельчайших сносок в газетах, которые она читала исключительно, потому что так было модно.