«Дорогая Виктория, с последней нашей встречи прошло уже более года, но я всё также не могу забыть дивные вечера, которые мы провели вместе», — я пребывала в полном недоумении, письмо для сэра Гранта оказалось письмом, по всей видимости, для английской королевы. Почему в этом дворце все пытаются подсунуть мне не те письма?
— Что это? — изумлённо спросила я. Не в силах поверить, что мгновение назад я увидела начало столь личного письма.
— Письмо, — Александр сел напротив меня и улыбнулся. Он явно не испытывал ни малейшего смущения или угрызения совести.
— Но ведь это не письмо тому господину, о котором Вы говорили утром с Марией Павловной.
— Да, я знаю, — он пожал плечами и откинулся на спинке дивана, продолжая гипнотизировать меня взглядом, — оно для королевы Виктории.
— Но Вы же… — я хотела возмутиться, но он снова перебил меня.
— А что в этом такого?
— Это очень личное письмо, насколько я понимаю. Не думаю, что Мария Павловна будет счастлива, узнав о вашей переписке с другой женщиной. К тому же я, вероятно, тоже не тот человек, который должен это читать, — эти слова дались мне особенно тяжело. У меня как будто появился безмозглый сынишка, проблемы которого априори становились и моими.
— Во-первых, я свободный человек, и имею право решать каким барышням писать. А во-вторых, как Мария Павловна узнает об этом?
— Я ей расскажу.
— Рассказывай. Только на чьей она будет стороне, если я буду все отрицать. А я, поверь, отлично умею убежать, — он сидел невероятно довольный собой, и, хотя его самоуверенность должна была раздражать меня, на этот раз я неожиданно отметила, что в ней не было совершенно никакого высокомерия, и это слегка остудило мой пыл. Я не нашлась, что ему ответить, потому что, к сожалению, он был прав. Убедить Марию в чем угодно, он мог, даже не произнося ни слова. В этом была ее самая большая проблема.
И тогда я просто принялась читать дальше. Чувствовала я себя паршиво, не потому что читала чужие письма, и не потому что присутствие князя было мне неприятно. Никак не покидало ощущения того, что меня словно заставили делать что-то очень грязное против моей воли, приводя при этом аргументы, спорить с которыми были невозможно.
На удивление, в оставшейся части письма не было совершено ничего откровенного: только воспринимая о совместных прогулках, рассуждения о недостатках пород собак и банальные благодарности.
В процессе чтения я несколько раз указывала Александру на небольшие речевые ошибки или советовала, как лучше заменить то или иное слово. В такие моменты он молчал, слушал или делал пометки на другом листе.
Да и вообще, когда он не пытался произвести впечатление, он был вполне приятным человеком.
— Вот это, лучше оставлять на конец, — объясняла я, — так будет звучать солиднее, вы ведь пишете РАБОЧЕЕ письмо, — хмыкнула я, но затем заметила, как на лице Александра проскользнула одобрительная ухмылка.
Признаться, я думала, он окажется совсем неспособным учеником, но, по всей видимости, Император позаботился о том, чтобы у его сына были лучшие учителя. Благодаря им Александр хорошо знал и немецкий, и французский, и как оказалось, даже английским он тоже владел неплохо.
Когда мы закончили, я гордо вручила ему исправленное письмо.
— Что ж, я полагаю на этом все, — завершила я, позволив себе улыбнуться.
— Благодарю, — он был предельно краток. Холодность, которая была в его голосе утром, когда он узнал, что я буду помогать ему, исчезла, и теперь я чувствовала, что он просто благодарен мне. Не более, не менее. И это уже было хорошо.
Наступила небольшая пауза, но ее хватило, чтобы вновь почувствовать ту неловкость, которая была, когда я только пришла.
— Тогда, если Вам больше не нужна моя помощь, я пойду, — словно по требованию инстинкта самосохранения, попросила я, потому что тишина в покоях была невыносимой.
— Хорошо, если Вы понадобитесь, я пришлю за Вами.
— Угу, — секунду постояв, и убедившись, что могу уйти, я поклонилась, окончательно собралась с мыслями и вышла в пустой коридор.
Несмотря на то, что было лето, в них всегда было холодно как в склепе. Удивительно, вторая беседа с великим князем, а мне до сих пор не хотелось сбежать из дворца.
«Возможно, — думала я, — он окажется не таким плохим. Как и Марию Павловну, его просто нужно попробовать понять. И тогда я, наверное, смогу спокойнее относиться к его увлечениям. Хотя…, — тут же опомнилась я. — Какие у него увлечения кроме развлечений? Он не способен ни на что кроме как на дешёвые манипуляции и игры разумом таких доверчивых девушек как Варвара».
Я сделала несколько шагов в сторону лестницы, когда меня настигла неприятная мысль: «Разве я сама не наивна и доверчива?» Я не хотела в это верить, а потому была абсолютно уверена, что со мной не сработает ничего, что работает на других.
Глава 12
Бывают ночи, когда я сплю особенно беспокойно, будто предвкушая важные перемены или события в жизни. Тем не менее за существование во дворце давно стало для меня рутиной, потому ожидать от него чего-то необычного было глупо. Именно по этой причине я никак не могла объяснять, откуда взялось внезапное ночное волнение, не покидающее меня на протяжении всей ночи. То и дело я вскакивала от обрывочных снов, которые мгновенно утекали из памяти, а когда мне всё же удавалось ненадолго уснуть, я тут же просыпалась в таких позах, после которых не чувствовала ни рук, ни ног. Лишь к утру мне удалось заставить себя успокоиться и забыться сном, но едва лучи солнца прокрались в спальню, я вновь открыла глаза. На этот раз насовсем.
Дворец по-прежнему пустовал. Даже те редкие обители, что предпочли проводить солнечные месяцы в столице, к середине лета так устали от бесконечной жары, что сочли необходимым уехать на время в пригород. Этими особами стали не только Мария Павловна, в сопровождении Елены и Ольги, но и также самые важные люди империи в лице Александра и Константин, которые без предупреждения покинули дворец и точно не спешили возвращаться раньше августа.
Вероятно, отсутствие дел и стало причиной моей необъяснимой тревоги. Ведь за последний год я настолько привыкла всюду следовать за герцогиней и выполнять ее указания, что даже, когда она отпускала меня, я все равно чувствовала, будто должна быть рядом с ней. Именно по этой причине, когда принесли почту, я была несказанно рада возможности чем-то себя занять.
По сравнению с количеством писем герцогини, моя стопка выглядела невероятно жалко. Но зато я могла отвечать на каждое из них развернуто и вдумчиво, без опасения опоздать к обеду. Ответив отказом на некоторые подозрительные приглашения от незнакомцев, я дошла до более значимых отправителей: Фани, госпожи Жуковской, отца. Недолго думаю, я открыла письмо из дома.
Едва я коснулась его, меня вновь окутала тревога, с которой я боролась ночью. Отец писал довольно часто, но именно в этот раз что-то было не так. Я пробежалась взглядом, пытаясь сразу зацепиться глазом за что-то недоброе. Но текст был обычным: никаких упоминаний болезней, возвращения давних родственников, или последствий от взыскания долгов.
Я уже было облегчённо выдохнула и собралась читать все сначала, как вдруг мое внимание привлекла выпадающая из общего контекста и тона письма строка в самом конце письма: «У нас не будет дома, а у меня титула».
Зная свою особенность паниковать раньше времени, я собралась с мыслями и начала читать с начала абзаца:
«Лезут чрезвычайно неприятные слухи о нашем имении. Не верь этим бредням. Все что сейчас происходит вокруг — это абсурд и сплошное вранье, к которому никто не был готов. Именно принимая во внимание эти досадные обстоятельства, есть вероятность, что у нас не будет дома, а у меня титула. Однако, это вовсе не значит, что мы не встретимся. Я уверен, скоро все изменится, и эти лжецы получат по заслугам».