— Если под маской, то почти никакой. Сцена очень темная, да и в зале места расположены достаточно далеко от сцены, — констатировала хозяйка борделя, — но, ты знаешь, что никогда нельзя знать наверняка.
Я не сомневалась, что Фаня видит мою тревогу, но изо всех сил старалась казаться непоколебимой, уверенной и смелой, а потому решительно произнесла:
— Тогда мне нужна маска.
Фаня точно считала меня сумасшедшей, но мое решение было делом принципа. Этот риск сейчас был оправдан, поскольку мог спасти мою семью. И это того стоило.
Осознав, что разубедить меня не получится, Фаня вздохнула, и неохотно направилась к своей тумбочке. Спустя некоторое время девушка извлекла оттуда небольшую маску, и пристально осмотрев ее, протянула мне:
— На ка, примерь.
Я молча натянула приятную на ощупь, плотную ткань. Каркас был выполнен безупречно. Он идеально подстраивался под анатомию лица, так, что, прижимая маску, ни с одной из сторон не было зазоров. А значит вероятность, что маска могла упасть во время выступления была минимальная. Я отвернулась и посмотрела на себя в широкое зеркало, стоявшее рядом с рабочим столом Афанасии.
Единственным украшением маски, которое придавала ей скромной элегантности, было пушистое страусовое перо, расположившееся у виска. Маска полностью скрывала верх лица и делала акцент на тонкой шее и слегка красноватых губах, которые вдруг стали казаться мне больше.
— Сойдет, — с одобрением заявила Фаня, продолжая копошиться в старом шкафу, — а теперь, вот, — она протянула мне чулки и белое кружевное платье, точно такое, в каком бегали проститутки внизу.
До сего момента я не могла объективно оценить уровень того безумия, в который встреваю, но взяв в руки платье для проституток, внезапно осознала, что я творю. И теперь я все больше и больше склонялась к мысли, что в таком виде я никуда не пойду. Мне казалось, словно Фаня затеяла это представление только лишь с одной целью: убедить меня в том, что такой способ заработка мне не подойдёт.
К сожалению, я была до нелепого безрассудна и глупа. А моя принципиальность в отношении помощи семье, невзирая на возможную потерю репутации, была куда сильнее здравого смысла. Поэтому взяв из рук Фани платье, которое не особо отличалось от ночного неглиже, нарочито уверенно произнесла:
— Я готова.
Фаня лишь вздохнула:
— Мне нужно проверить девушек, а ты пока переодевайся, мы скоро начинаем, — произнесла она и скрылась за дверью, не давая мне времени спросить ее о чём-то ещё. Вероятно, она просто больше не могла наблюдать за тем, как я порчу свою жизнь.
Несмотря на то, что мне, казалось, удалось убедить Афанасию в своем бесстрашии, себя обмануть было не так просто. С каждой секундой страх внутри все больше нарастал, превращаясь в панический ужас, и только отчаяние не давало развернуться и сбежать.
«Что будет, если меня узнают? Что если я не справлюсь и подведу Фаню? И с чего вообще я, воспитанная в лучшем учебном заведении Империи, должна выступать в этом доме разврата?» — думала я, надевая струящийся тонкий шелк, который аккуратно ложился на каждый изгиб тела. Увидев меня в таком платье, даже цесаревич вряд ли бы прошел мимо. А впрочем, зачем мне нужен этот цесаревич?
Я вновь посмотрела на себя в зеркало. Наверное, стоило восхититься своему отражению, подумать о том, что даже несмотря на всю откровенность и непривычность образа, это платье без сомнений подчеркивает все достоинства фигуры и заставляет меня по-новому взглянуть на себя. Но я видела в отражение совсем не то, что должна была при иных обстоятельствах. Было противно и стыдно от себя, опустившейся до такого безобразия.
— Ты уже? Быстро, однако, — совершенно неожиданно в комнату вошла Фаня и, мимолетом оглядев меня, подытожила, — хорошо село, — подруга вовсе не собиралась стелить передо мной комплиментами, понимая, что в моем случае это неуместно.
— А теперь слушай внимательно, — Фаня остановилась напротив меня и серьезным видом продолжила, — на этом празднике я заявлю тебя как дебютантку.
— Что это значит?
— Это значит, что для них ты будешь особым, лакомым кусочком. Считай себя редкой картиной в главной городской галерее, назовем это так. На дебютанток всегда огромный спрос. Все платят лишь за возможность видеть тебя, а не за твои способности. К слову, неважно, что ты будешь делать на выступлении. Даже покрутившись на одном месте пару минут, они готовы будут заплатить за это большие деньги. Но все же, постарайся не быть фарфоровой статуэткой. Я знаю, что ты весьма неплохо танцуешь, — я не совсем понимала, что делает Афанасия: приободряет меня или старается ещё больше запугать.
— И запомни ещё одно: за каждый танец наши гости платят отдельно, в зависимости от того насколько им понравилось. Так что у тебя будет двойной стимул стараться.
Мысль о щедром вознаграждении придала сил, но тут же вспомнив какими средствами я собиралась их заработать, свело челюсть.
— Ты все ещё можешь передумать, — напоминала Фаня, серьезно глядя на меня.
Но я лишь печально помотала головой.
— Я даже не знаю, что буду делать, когда там окажусь.
— Считай это разминкой в хореографическом классе Института. Импровизируй. Но я все еще надеюсь, что ты откажешься. Анна, это не для тебя, — даже эти слова Фаня говорила так, словно была лишена и доли сочувствия. Однако, несмотря на ее жесткий тон, я как никогда чувствовала ее поддержку.
— Ты знаешь, что я не буду тебя слушать. Я уже здесь. Я одета и готова выступить. Все получится, и на этом раз и навсегда с подобными экспериментами будет покончено.
С каждой секундой волнение во мне нарастало, но уже не столько от мысли, что меня узнают, сколько от странных и совершенно неоправданных предрассудков, что здешней публике не понравится мой номер. «Что за ерунда?» — подумала я, отгоняя от себя эти мысли. Я была настроена сделать все, чтобы получить эти дурацкие пятьдесят тысяч и со мной была сила короткого платья, глубоко декольте и длинных ног — пожалуй единственного, чем я действительно могла гордиться.
— Ты бы дала мне выпить для храбрости, если бы видела, что я очень нервничаю, а один глоток поможет мне расслабиться? — кокетливо поинтересовалась я в надежде, что Фаня поймет мой посыл.
Та посмотрела на меня с недоверчивым прищуром и также кокетливо ответила:
— Нет. Алкоголь не помогает стать смелее. Он отрубает те зоны мозга, что ответственны за поведение. Так что я бы не стала нарушать твое естественное состояние.
Я лишь фыркнула. Я выступала в Институте миллионы раз. Выступала перед Императрицей, герцогами, графами, перед залами с сотнями институток, но такое волнение я испытывала впервые.
— Ты всегда говоришь, что у тебя не получится. Не раздражай меня и на этот раз. Иди уже раз решилась на это, хоть я и не одобряю, — подбодрила меня Фаня в свойственной ей манере. — И маску не забудь.
Я забрала из ее рук маску и ещё раз глянула на Фаню, та одобрительно, будто благословляя меня, кивнула в сторону двери. Я сделала глубокий вдох, а затем молча вышла из кабинета.
Наедине с собой вновь становилось страшно, и я, переминаясь с ноги на ногу, незаметно, даже для самой себя, старалась прикрыть оголённые места. Должно быть, я выглядела очень плохо и невероятно жалко, потому что одна из девиц, сидевшая рядом на ступеньке около выхода к сцене, долго изучала меня взглядом, а затем подчёркнуто высокомерно произнесла:
— Выпей. Полегчает, — девушка, ни секунды не мешкая, протянула мне литровую бутылку с подозрительной жидкостью.
Я недоверчиво посмотрела на нее. По ее виду сложно было сказать насколько часто она прибегала к подобного рода лекарствам от неуверенности, поскольку пьяной или неадекватной она не выглядела. Наоборот, если бы не ее высокомерие, она была бы очень даже мила.
— Не бойся, если это твой первый раз, то тебе не обойтись без капли исцеляющего бурбона, — смягчив тон произнесла девушка и ещё раз потрясала бутылкой около моего носа, — ну же, второй раз предлагать не буду.