Прошло минут двадцать. Колени, голени, руки, изрядно затекли. Локти болели, а глаза слипались с такой силой, что, казалось, пройдёт мгновение, и я проваливаюсь в сон прямо во время поисков. Сознание отключалось на доли секунд, и сразу после я осознавала, что в эти временные провалы я умудряюсь перемещаться из одной части комнаты в другую, при этом совершенно не запоминая траекторию передвижения.
Я молила, чтобы этот ад закончился, но и одновременно просила сил, чтобы не упасть на пол без сознания и не ударить в грязь лицом перед герцогиней.
Мы продолжали ползать взад-вперёд, уже не обращая внимание на боль и неимоверное желание уснуть, до тех пор, пока я вдруг не услышала еле слышные сопения. Украдкой подняв голову, я тут же обнаружила, что сладкие сонные вздохи исходили от нашей мучительницы.
— Спит, — прошептала я Ольге, и та изнеможенная рухнула на пол.
Больше не в силах искать эту проклятую сережку, я попыталась подняться с жесткого пола. Это удалось мне не сразу. В такие моменты было уже все равно на свое будущее, на свое положение при дворе, на статус и амбиции. Хотелось испепелить все, что связано с дворцом, и исчезнуть.
«Пусть лишает меня всего. Я больше не в силах искать», — думала я в отчаянии. Наверное, мне всего лишь казалось, что Мария Павловна стала относиться ко мне чуть лучше, и на самом деле герцогиня продолжала презирать нас и использовать. А сегодня, вероятно, у нее что-то не задалось с младшим отпрыском Императора, и она решила выместить это на нас.
Постояв ещё немного и собравшись с мыслями, я уже было собиралась идти к выходу, как вдруг мой взгляд упал на прикроватный столик Марии Павловны. Интуиция заставила меня не проходить мимо, а приблизиться к нему и рассмотреть гору драгоценных побрякушек. На столе стояла одна из трёх свечей, горящих в комнате, но ее света вполне хватало, чтобы рассмотреть украшения, лежащие на гладкой поверхности. Почти сразу я заметила в углу золотую серьгу, пару к которой мы только что искали на полу, а чуть дальше за ней в хаотичном порядке были разбросаны другие серьги, но даже в темноте я отчётливо видела, что вторая серьга из этой проклятой пары лежала среди них.
Слезы самопроизвольно брызнули из глаз. Она же все знала! Просто хотела поглумиться над нами, утвердиться за наш счет, помучить… Я закрыла лицо руками, хотя знала, что слез все равно никто не увидит. Эта женщина никогда не отпустит меня к отцу, лишь потому что это в ее власти.
***
Ночи становились длиннее и холоднее, зато небо было высоким и чистым. И каждый раз, когда во время балов и приемов я выходила в сад подышать воздухом, мне казалось, будто сам мир стал больше. Было ощущение, словно все, что происходит со мной во дворце, лишь маленький и ничтожный миг жизни, и совсем скоро мне предстоит окунуться во что-то совсем иное. Однако подумав немного, я горько вздыхала, а потом смеялась от нелепости своих мыслей. Я так мечтала оказаться на попечении Императора и так быстро разочаровалась во всем, что готова бежать куда угодно, лишь бы все закончилось.
А потом я поднимала голову и долго-долго смотрела на яркий свет звезд, на далекий Юпитер и блеклый Сатурн, и постепенно успокаивалась, понимая, что я ничего не могу изменить. Через некоторое время я вновь возвращалась на праздник, где меня окутывали приевшиеся мотивы и праздная атмосфера, от которой моментально становилось душно.
В один из таких дней, когда в кои-то веки герцогиня чувствовала себя прекрасно, ее сестра, Софья Павловна, устраивала в их родовом поместье прием по случаю своих именин. Это была моя дежурная неделя, так что мне предстояло провести несколько дней подле Марии.
Это был совершенно посредственный праздник, по меркам того, что я успела повидать во дворце, конечно. Разумеется, София не скупилась на лучших музыкантов, великолепное платье и богато накрытый стол, но мало что из этого меня могло впечатлить.
Весь вечер Мария Павловна не отходила от своей сестры, не обращая на меня внимания, однако и покинуть праздник без дозволения я не могла. Поэтому приходилось коротать время в компании малоизвестных баронов и графов, которые изо всех сил старались понравиться хотя бы одной девушке из высшего общества. Их притворный французский акцент, смехотворная бравада и излишняя драматичность превращали их из объектов желания в объекты для шуток. И хотя раньше я не замечала их фальши, довольно быстро поняла, что чтение проникновенных стихов на балконе летней террасы вовсе не означает стремление мужчины к чему-то более серьезному. Поэтому отныне я предпочитала просто пропускать мимо ушей все, о чем они говорили, снисходительно улыбаясь в ответ.
Обычно меня отпускали после десяти, а дальше я могла сама распоряжаться своим временем. В этот раз я была почти уверена, что Мария Павловна просто-напросто забыла про меня, потому что весь вечер проводила в компании приятных для нее людей. А значит, мне оставалось только ждать своего часа, в надежде, что у меня еще будет время осмотреть окрестности.
К сожалению, когда я получила дозволение уйти, было уже слишком темно и холодно, чтобы отправляться на запланированную прогулку по саду и в одиночестве изучить все его достопримечательности. Да и на самом деле желания бродить по темным парковым дорожкам после шумного вечера у меня не было. Любые светские мероприятия, даже те, которые не требовали от меня особой подготовки, изматывали меня похлеще институтских занятий в танцевальном классе. Поэтому все, чего я обычно хотела после такого дня, это поскорее вернуться в свои покои, коснуться мягких перин, и, открыв нараспашку окно, наслаждаться ночной прохладой.
Спальни высших господ, фрейлин и других гостей располагались в отдельном здании, добраться до которого можно было только по тропинкам яблоневого сада. И хотя за тополиной аллеей виднелись огни парадного, и расстояние до него было отнюдь не большим, идти по пустым незнакомым дорожкам мне не особо хотелось.
И все же выбора у меня не было. Я неохотно направилась по мраморной лестнице в сторону мрачной аллеи. Высокие деревья гнулись под резкими порывами ветра, который нещадно рвал с них изумрудные листья. Внизу он постепенно стихал, легонько колыхая плотные шапки листвы на кустах, которые в свою очередь отвечали ему оглушительным шелестом, напоминающим игру императорского оркестра. Изумительно пахло дождем и лесной хвоей. С мокрой листвы на лицо ненавязчиво приземлялись маленькие капельки, а затем игриво стекали по шее и щекотали кожу декольте. Мне казалось, я слышу, как каждая из них неспешно скатывается с листка на листок и, наконец, с глухим стуком касается земли. Все это сопровождалось редкими отголосками посвистов птиц в густой растительности.
Я вздохнула побольше свежего воздуха, стараясь распробовать и запомнить этот легкий и хорошо знакомый каждому аромат. В одно из таких мгновений моего редкого блаженства, я внезапно услышала, что кто-то спускается вслед за мной по лестнице. Едва шаги стали отчетливее и ближе, человек решил заговорить:
— Уже покидаете нас, Ваше Благородие? — несмотря на то, что я еще не успела разглядеть нежданного гостя, узнать его голос с первых секунд не составило труда. Я вообще сомневалась, что когда-нибудь смогу забыть голос Александра, учитывая, как часто я слышала его бесконечную болтовню в гостиной дворца.
— Да, как видите. Я немного устала и хотела отдохнуть, — ответила я, поворачиваясь к нему и одновременно приседая в поклоне.
В тот момент он был последним человеком, которого я хотела видеть, направляясь на положенный отдых. И хотя я надеялась, что мы будем солидарны в наших желаниях и разойдемся как можно быстрее, князь внезапно продолжил:
— Неужто мы так быстро вам наскучили? — по его интонации невозможно было догадаться, что он собирался делать дальше. Заигрывать? Хамить? Или он просто готовился спокойно вернуться к своим делам? Ах, да. У него же не бывало дел. Потому что всегда были те, кто выполнял их за него.