— Мне нужна ваша карета. На нашей ехать небезопасно, а ваша, поможет предотвратить возможные новые нападения.
— Вы хорошо подумали, Ваше Высочество? — казалось, все были изумлены его решением.
— Да, я должен вернуться до полуночи. Анна Георгиевна, если вы хотите, можете оставаться. Но можете поехать со мной.
Анечка и Геннадий вопросительно посмотрели на меня. А я была куда безумнее, чем думала.
— Я поеду с вами, — решительно произнесла я.
Глава 22
Тучи быстро сгущались, и с каждой секундой становилось все темнее. Кроме отвратительной погоды ситуацию ухудшала ещё и быстро надвигающаяся ночь. А, как известно, зимой темнеть начинает почти сразу после восхода. Тем не менее до дворца оставалось ещё по меньшей мере верст 30, что не придавало нам уверенности.
Карета, запряженная тройкой лучших донских жеребцов, хоть и с трудом, но все же продолжала бег по еле заметной под внушительным слоем снега, дороге.
Тем временем облака над нами в мгновение превратились из темно-серых в угольно-черные. На секунду мне даже показалось, что с мрачных небес в просветах между облаками на меня уставились два злобных сатанинских глаза. Впрочем, чего я ждала от этого дня?
В карете тоже стало заметно холоднее, казалось, будто поднимающийся ветер каким-то образом пронизывал стены, проникая внутрь. А потом я ощутила, как кучер резко ускорил упряжку, и посмотрела за окно.
Пустынная, заснеженная дорога, с двух сторон окруженная бескрайними полями, границы которых стиралась во мраке из-за взмывающих вверх белых вихрей. Они столбом поднимались от придорожных сугробов, и ветер уносил их в бесконечность. С каждой секундой ситуация становилось все хуже, и у меня уже не было сомнений в том, что из-за порывов ветра нас сносит с дороги.
— Плохо дело, — будто прочитав мои мысли, заволновался Александр.
— Что же делать?
— Пока ехать. Может, буря обойдет нас стороной, — ответил мужчина без особой уверенности.
Я притихла и снова устремила свой взгляд на дорогу. Небо обложило тучами со всех сторон. И даже если бы буря вдруг утихла, отменить ночь было не под силу никому, и ехать по ледяной, занесенной снегом дороге в темное время — настоящее самоубийство.
Несмотря на всю быстроту, выносливость и силу, приобретенную у восточных предков, наши лошади ощутимо замедлялись. И вот в воздухе закружили первые крупные снежинки.
Александр резко привстал с места, и, отворив окно кареты, выглянул наружу:
— Далеко до ближайшего поселения? — крикнул он кучеру.
— …верст… добраться…, — только и услышала я обрывки фраз, которые донес до меня ветер. Но то что «верст» было больше чем одна, меня изрядно напугало.
Александр вновь вернулся в карету, плотно закрыв за собой ненадежное оконце.
— Насколько все плохо? — испуганно спросила я.
— Все будет в порядке, — ответил он спокойно, и это чувство, хоть и не в полной мере, передалось мне.
В те минуты нашу карету, а вместе с ней и нас, бросало из стороны в сторону под резкими порывами ветра, а бедные, уставшие лошади чудом не сбились с курса.
Под звуки ветра и крики кучера, лошади из последних сил тащили нас сквозь глубокие сугробы. Но что могли сделать они против обезумевшей стихии?
Снег со всей силы хлестал кучера по щекам, и я сквозь стены кареты ощущала, как бедняга замерзает. Я и сама уже совсем озябла под пронизывающим тело леденящим ветром, но каково же было ему, я даже не могла вообразить.
Прошло ещё минут пятнадцать, а стихия и не думала утихать, только продолжая нарастать. Я вновь посмотрела наружу. «Что ж, если мы погибнем, это будет весьма логичным завершением дня», — подумала я.
Кругом был лишь бесконечный мрак, который тянул ко мне свои корявые ручищи, стараясь достать из кареты и погрузить в темноту, и скорее всего навечно. Больше никаких криков кучера, только голос бушующей стихии. Карета продолжала замедляться, хотя никаких признаков поселения и в помине не было, как вдруг совсем остановилась.
— Да что же это? — возмутился Александр, вновь открывая окошко и высовываясь на мороз.
— Что случилось? — прокричал он также недовольно.
— Ваше Высочество, простите меня ради бога, не могу я больше управлять лошадьми! — стараясь перекричать ветер, умолял кучер.
— От чего же?
— Я пальцев не чувствую. Будто их нет, — я вздрогнула от услышанного. Без кучера мы доберёмся разве что до ближайшего кювета.
Тем временем совсем стемнело. Я не видела даже голов лошадей в нашей упряжке, не говоря уже о дороге.
Внезапно Александр встал со своего места, резко отворил дверь кареты и вышел на улицу.
— Что вы делаете? — вскрикнула я от неожиданности.
— Ждите здесь, — бросил он и скрылся во мраке примерно там, где сейчас находился кучер.
Прошло ещё несколько секунд в тишине, которую нарушал привычный свист ветра, и вдруг дверь снова отворилась, однако в карету вернулся не Александр, а наш извозчик. Выглядел он ужасно, лицо было онемевшим, бледным. Ресницы и брови заиндевели, а руки были синющие, как грозовая туча в августовский день. Я схватила его за руки, которые он держал впереди себя, словно был не в силах опустить их.
— Боже, ваши руки, — я скинула свою муфту, и принялась растирать кисти мужчины.
— Не, не, не нужно, Ваше Благородие — еле шевеля губами произнес мужчина.
Его руки были совершенно каменные, будто я тёрла не кожу живого человека, а глыбу льда.
Карета вновь тронулась, и мы, хоть и не так быстро, но все же поехали дальше.
Я же поспешила вернуться к пострадавшему. И только когда, наконец, почувствовала, что кожа его стала не ледяной, а умеренно холодной, быстренько надела на его запястья свою муфту и оставила кучера в покое.
— Так должно быть лучше, — улыбнулась я.
— Спасибо вам большое, Ваше Благородие, я перед вами в долгу, — смущённо произнес мужчина. Я даже представить себе не могла, как ему было неловко сидеть со мной в карте, да ещё и согреваться норковой муфтой.
Мне тоже было слегка не по себе, но я старалась вести себя как можно более уверенно:
— Пустяки, лучше скажите, далеко ли ещё ехать?
— Если я ничего не спутал, мы почти добрались. А его Высочество сейчас замечательно справляется с каретой, надеюсь, лошади его не подведут.
Мне не хотелось этого делать, но мое чутье подсказывало мне, что мы вот-вот проскочим спасительную деревеньку, поэтому я распахнула окно и внимательно уставилась в темноту, в надежде увидеть признаки жизни.
— Как он? — крикнул Александр, увидев мою высунутую голову.
— Все в порядке. Он греется.
— А вы как? — вдруг спросил он.
Не ожидала подобного вопроса, учитывая, что я меньше всего пострадала в этой ситуации.
— Со мной тоже все хорошо. Я надеюсь увидеть знаки того, что мы на верном пути.
— Надеюсь, вы правы, Ваше Благородие, иначе согревать вам придется уже двоих мужчин, — его комментарий был чистым наглежем, но все же если у Александра есть силы шутить, значит не все так плохо.
Ветер оставил от моей модной прически одни руины, а ресницы затвердели, превратившись в сосульки, но я всё равно продолжала осматривать мелькающие впереди холмы и низины. Ну хоть один домик! Если мы не найдем пристанище, то в лучшем случае нас ждёт ангина, а в худшем — смерть от обморожения.
И вдруг на дальнем холме я увидела теплое свечение.
— Ваше Высочество, смотрите! Свет! — я не могла поверить своему счастью.
— Где же? — тут же отреагировал он.
— Вон там, на холме. Ну же! Смотрите! Там и не одно окно. Похоже, это целая усадьба.
Ещё раз хлестанув лошадей, и потянув их за поводья, князь без особого труда развернул упряжку, задавая курс на холм. Похоже, радостная весть придала ему сил. Он держал строго прямо, несмотря на продолжающееся безумство ветра и лошадей, которые уже с трудом слушались, спотыкались, брыкались и проваливались в снег.