— Надеюсь у них привлекательная обслуга, — ах да, чувство юмора и самолюбие тоже было при нем.
Глава 23
Уютное потрескивание полешек и умиротворяющее тепло от пламени в камине заставляло мои глаза невольно смыкаться. А приятная жара от огня пробиралась в самые дальние уголки тела, которые ещё помнили ночной мороз.
Хозяйка этого дома — очень пожилая дворянка радушно впустила нас в дом, и вряд ли даже поняла, что перед ней сам Великий князь.
О том, что она была небогата, говорило количество обслуги в доме. Одна кухарка да дворовой, который очевидно был и дворецким, и садовником, и лакеем, и кучером. Госпожа увела Александра в его покои, и с тех пор он не спускался.
Я вновь задумчиво посмотрела на огонь: Удивительно. Я пережила этот день. Но даже несмотря на это, внутри все равно была боль. Эх, если бы я могла позволить себе сбежать из дворца! Хотя куда было идти? Домой? В пустую деревню, в которой отцу приходится сводить концы с концами? Мое жалование — единственный источник дохода в нашей семье. Я не могу просто сбежать. К тому же сегодняшний день только еще раз доказал, что вокруг куда больше проблем, чем я могла себе даже вообразить.
Внезапно я услышала за спиной приближающиеся шаги. Я было решила, что это дворецкий возвращается в свои покои, но спустя мгновение человек нагло свалился на кресло рядом.
— Александр Николаевич, я думала, Вы уже спите, — произнесла я вместо приветствия.
— Это взаимно. Не спится? — поинтересовался он.
— Я пока не пыталась, хотя огонь к тому располагает, — на секунду я задумалась, стоит ли продолжать, но пламя будто загипнотизировало меня, и с языка сорвалось: — Я думаю.
— И о чем же? — тут же подхватил Александр.
— Наверное, мне не следует обсуждать это с человеком вашего положения, особенно если мысли не самые счастливые.
— Да нет, отчего же? Мне интересно послушать.
Я вздохнула. Наверное, я не до конца осознавала, что говорила с самим Великим князем, а не с Фаней на кроватях Института.
— Знаете, я очень благодарна за возможность служить вам, ее Светлости герцогине. Знаю, я должна быть счастлива, ибо у меня есть все это, но сегодня мне впервые показалось… — я запнулась, — что, возможно, это не то, чего я всегда хотела, — говорила я старательно выбирая слова, — и не то чтобы я сейчас хотела все бросить, но что-то внутри меня подсказывает, что я уже иду не по той дороге, — произнесла я с облегчением, что наконец-то смогла выговориться, даже если этим случайным слушателем оказался Александр.
Помолчав несколько секунд, обдумывая достойный ответ, чтобы не сболтнуть мне лишнего, он произнес:
— Да, я тоже об этом думал всю дорогу сюда. Все хотят видеть во мне Императора, способного вести за собой людей и управлять страной, но вместо этого я продолжаю слепо следовать советам отца, хотя я сам не могу представить себя на его месте, — с грустью ответил он.
— Постойте, Александр Николаевич, о чем вы? — запнулась я. — Простите мне мой нескромный вопрос, но разве наследник трона не ваш старший брат Константин?
Он улыбнулся, но эта улыбка была пропитана такой неподдельной тоской и болью, что я ощутила ее практически физически, и мне самой стало невыносимо печально.
— Пообещайте, что это останется между нами, — попросил Александр серьезно, — я пока не знаю точно, но у меня есть основания предполагать, что рано или поздно брат заявит, что собирается отречься от престола.
— Это из-за его любви к страстям и веселой жизни?
— В том числе. Но я думаю, что он просто умнее меня и понимает, что его ждёт, если ему придется взять на себя эту ответственность.
Казалось, будто он говорил все это не мне, а самому себе, отчаянно пытаясь понять, в чем его предназначение. Он выглядел таким потерянным, таким непривычным для меня. Где же тот уверенный Александр, у которого нет забот, а вся жизнь — нескончаемый праздник?
Что же это? Минутная слабость? Или он всегда был таким, просто я этого не замечала?
— Чего бы вы хотели в жизни, если бы могли сами выбирать свой путь? — спросила я неожиданно.
Он вновь заулыбался. А потом вдруг резко опустил глаза, будто ему было стыдно говорить мне правду.
— А это очень хороший вопрос. Ведь я совершенно не знаю, чего хочу, — произнес он с усмешкой, но я всем сердцем ощутила его боль.
Какая ирония, у него были все возможности, но не было цели, чтобы этими возможностями пользоваться.
— Вам ещё не поздно разобраться в своих желаниях, в конце концов, вы не так ограничены, как многие, — попыталась утешить его я.
— Нет, мне уже поздно. Я родился таким, и у меня только один путь. Я могу выбирать, с кем танцевать на балу, но даже невесту выберут за меня. Богатые, титулованные родители, но сам я не добился ничего, — тихо произнес Александр.
Я не знала, чем ему помочь. Ведь он был прав, у меня был хоть малюсенький шанс попрощаться с дворцом и добиться чего угодно. А его жизнь определена с рождения.
В воздухе повисло долгое молчание. Первым его прервал Александр:
— А чего бы хотели Вы? Только не говорите, что Вы абсолютно счастливы.
— Ох, Ваше Высочество, вы, наверное, единственный за всю мою жизнь, кто спрашивает об этом. Я могла бы сказать вам, что самое большое счастье — это служить вам и ее Светлости Марии Павловне, но вы наверняка не поверите мне. Поэтому я скажу вам прямо. Я бы хотела вернуться домой, в тот дом, который я помню с детства. Заниматься там садами, путешествовать, привезти с юга много экзотических растений. Например… — я замялась, — например, ананас.
— Ананас? — усмехнулся мой собеседник. Он выглядел таким простым, что мне казалось, будто все границы этикета, статуса и положения в те мгновения стёрлись между нами.
— Да, ананас. Чтобы он рос у меня в оранжерее, — вдохновлено завершила я.
— Мне нравится.
— И еще одно, — вдруг сорвалось у меня с губ, — я бы хотела, чтобы те, кто сейчас живет в страхе, перестал бояться. Хочу, чтобы мир был милосерден и справедлив ко всем вне зависимости от их положения.
Стук сердца оборвался, вместе с необдуманной фразой. Я ждала ответа Александра, учитывая, что он не мог не проследить параллели между этой фразой и историей Жуковских, но он промолчал. А когда заговорил вновь, речь шла уже о другом:
— Знаете, я бы хотел быть сам себе хозяином, — начал он. — Вставать после полудня, выбирать людей, с которыми общаться. Может, открыл бы бордель, — улыбался он, пока взгляд замирал на языках пламени.
Он выглядел очень необычно в алом свете огня и его отблесках, играющих у него на лице, в своей помятой после бури рубашке, с лохматыми волосами и задумчивым взглядом. И то, что он говорил мне сейчас… Я знала, что Александр может быть другим, но не настолько же.
— Ну, открыть бордель вы в принципе и сейчас можете, это не так сложно. Главное, чтобы его Величество не сразу узнал об этом, — сделав важное уточнение, с усмешкой сказала я и, наконец, позволила себе совсем расслабиться, развалившись в кресле так, как мне удобно.
— Это верно, — ответил он, глядя на то, как я нарушаю правила этикета.
Александр молчал, а затем отвёл взгляд и бегло осмотрел камин.
— Взгляните, какая интересная чернильница, — обратился ко мне Александр.
Я подняла голову и обнаружила, что на самом краешке камина стояла необычная вещица. Эта чернильница была явно не только предметом необходимости в этом доме, а прежде всего элементом роскоши. Я плохо видела её в полутьме гостиной, но то, как сияли камни на ее крышечке, не заметить было невозможно.
Александр резко встал из своего кресла, снял чернильницу с камина, аккуратно покрутил в руках, внимательно рассматривая каждую деталь.
— Латынь, — осведомил меня собеседник, — Aeterna historia (вечная история), — равнодушно произнес он, протягивая мне эту занятную вещицу.