— Что значит — непрактично? — Кирсанов после энергичной затяжки выпустил дым через ноздри. — Он мне…
— Не знаю уж, что он тебе, — бестактно перебила его жена, давно взявшая себе за правило не совать нос в производственные и финансовые дела Владимира. — Но лично я рассчитывала на вкусный стол, который, согласись, Андрюша умеет собрать. А в результате — фьють — осталась голодной, как птичка в зимнюю стужу.
Ее последние слова все же достигли необходимого результата. Атмосфера в салоне спортивного автомобиля разрядилась. Кирсанов улыбнулся и даже рискнул оторвать правую руку от руля и нежно обнять Олю за плечи. Благо дело, интенсивного транспортного потока на загородной трассе не было.
— Бедная ты моя птичка, — ласково произнес Владимир. — Только ведь есть еще и Лиза.
— Ну. Есть Лиза, — не стала спорить с ним супруга. — Дальше что?
Кирсанов засмеялся и вернул руку на баранку. Сигарета все еще находилась у него в зубах, и струйка дыма извилистой змейкой уходила под низкий потолок. Он вынул ее изо рта и зажал между средним и указательным пальцами правой руки. Руль теперь контролировался только одной свободной рукой.
— И Лиза придумает что-нибудь получше губчатого энцефалита от Андрея Семирядина, — ответил Владимир.
— Елизавета Михайловна нас не ждет, — выразила несогласие с его доводами Ольга. — Мы уехали до понедельника.
— Елизавета Михайловна, — в унисон супруге произнес Кирсанов, — начнет ждать нас через одну минуту. Это ее любимое занятие — ждать.
С этими словами он выбросил за окно наполовину выкуренную сигарету и взял в руки мобильный телефон. Быстро набрал номер, но вместо того, чтобы приложить трубку к уху, нацепил на него специальный наушник с микрофоном. Аппарат остался лежать на кожаном сиденье рядом с владельцем. Таким образом, Кирсанова ничто не отвлекало от руля, и в то же время он мог спокойно вести любые переговоры с невидимыми оппонентами. Благо дело, современная технология предусматривала любые жизненные ситуации. Так сказать, для блага и удобства населения.
— Лизонька, — ласково произнес Владимир уже через мгновение.
Оля молча наблюдала за тем, как муж давал верной и преданной домработнице необходимые указания по телефону. Переговоры на эту тему не заняли слишком много времени. Владимир был прав. Ждать было излюбленным занятием Лизы. Она поняла хозяина с полуслова, и Ольга не сомневалась, что едва их бесценная помощница положит телефонную трубку на аппарат, как начнется немедленное приготовление достойного во всех отношениях ужина.
Кирсанов стянул наушник и выключил телефон, с радостной улыбкой повернул голову к жене.
— Она побожилась сотворить нечто такое, чего ты еще никогда не вкушала, — оповестил он Ольгу.
— Откуда ей знать, что я вкушала, а чего — нет? — искренне изумилась Кирсанова.
Владимир пожал широкими, как у атлета, плечами. Вопрос показался ему странным и необоснованным.
— Достаточно приготовить то, что никто никогда не готовил, — такова была его версия относительно кулинарных изысков.
Оля с удовольствием отметила, что настроение супруга кардинально переменилось. В нем уже не было нервозности и импульсивности, не говоря уж об агрессии. Безусловно, таким он нравился жене больше. Но удержаться от сарказма женщина все-таки не сумела.
— Я вижу, ты оттаял в предвкушении, — ехидно произнесла она. — А бедный Андрюша остался один.
— Лучше не напоминай! — враз помрачнел Кирсанов, и его широкие брови сурово сошлись на переносице.
— Так в чем он провинился? — Вопрос был задан чисто для проформы. Оля видела, что ее спутнику жизни просто необходимо выпустить накопившийся пар.
Владимир скрипнул зубами:
— Пытался за моей спиной привлечь в «Империю» какую-то стремную забугорную фирму. Сволочь! — Рука мужчины энергично хлопнула по перетянутой кожей баранке.
— Остынь, будь добр.
Оля успела пожалеть, что по собственной инициативе вернула разговор в изначальное русло. Но Кирсанов, казалось, не слышал ее слов успокоения.
— Это Андрюша остынет, когда поймет, что я всю документацию изъял из офиса и счет перевел в далеком-предалеком направлении, — вымолвил он с усмешкой.
— Зачем?
— Затем, что интуиция. — Владимир прищурил оба глаза, а пальцы снова потянулись к пачке сигарет. — Я ей верил, верю и выстоял благодаря интуиции во всей былой чехарде. А Семирядину — больше нет, не верю. Сидел человек на подхвате всю жизнь, так ему мало показалось. Сольную партию подавайте! Такие — самые страшные. Да еще с мешком чужих денег.