— Я, — мрачно ответила Наталья Сергеевна.
— Что — ты?
— Я тебя слышу.
Кухарин демонстративно покрутил пальцем у виска.
— В данной ситуации мы — два сапога, как говорится, пара, — веско изрек он.
— Я не сапог, дорогой. — Наталья сокрушенно покачала головой. — И правда, слишком много лицемерю. Привыкла. Подстраивалась, подстраивалась и — подстроилась. А была-то совсем другой. Как Ольга. Красивой была. Свободной внутри. В театры ходила. А теперь… — Она с досадой махнула рукой и, выдернув локоть из мужниного плена, зашагала вниз по лестнице в гордом одиночестве.
Кухарин быстро догнал ее и свирепо прошипел в самое ухо:
— Дюймовочку только не надо из себя строить, а?.. Только не надо вот этого пафоса обвинительного типа «мама меня предупреждала»! Ты всегда завидовала сестричке! Люто завидовала!
— Потому что в сволочь превратилась, — без излишнего апломба, спокойно произнесла Наталья, как бы вынося самой себе окончательный диагноз. — И ты — сволочь отменная.
— Вот и хорошо! — Олег Борисович криво улыбнулся. Его подобные мелочи смутить не смогли. Слишком он был поглощен открывающимися неожиданно перспективами. — Есть общая платформа! Вот и будем сволочами, если ничего другого жизнь нам не оставила! — Он демонстративно громко фыркнул. — Все другое — красивая болтовня.
— Страшно так, Олег. — Кухарина шмыгнула носом. Того и гляди, расплачется. — И стыдно. Не по-божески.
— Кончай лабуду, Натусик, — строго осадил ее супруг. — Бога нет. Есть обстоятельства. — Олег Кухарин твердо верил в произносимые им слова.
Глава 5
— Я не дам вам ничего, женщина, — сурово заявил заведующий отделением, стремительно вышагивая по коридору в тесном обществе таких же, как и он, медиков. Группа врачей достигла лестничного пролета и двинулась вниз. — Никаких документов. Не имею права. Неужели не ясно?
— Не ясно, — не отставала от него назойливо семенящая рядом Елизавета Михайловна. Доктора взирали на нее с неприкрытой усмешкой и иронично качали головами. Но сейчас ей было не до чьей-то посторонней оценки. Существовали вопросы поважнее. — Почему?
Моложавый заведующий остановился на одной из ступенек, пропуская всю группу впереди себя и на некоторое время оставаясь с Голощаповой тет-а-тет. Приставшая к нему на этаже особа была крайне назойливой. Отделаться от нее оказалось занятием не из простых. Да и тратить на эту женщину чересчур много времени эскулап также не имел права. В конце концов, он находился на работе, и у него имелись самые прямые обязанности.
— Вы — посторонняя, женщина. — В его голосе уже засквозили нотки раздражения, хотя он искренне старался этого не показать. — Извините, у меня обход. Вам нельзя здесь находиться. Всех благ.
Эскулап продолжил свой путь, нагнал коллег на следующем лестничном марше, и весь консилиум повернул в коридор на втором этаже. Лиза осталась стоять на той же самой точке, где ее и оставил неприветливый и черствый, на ее взгляд, заведующий отделением. Уходить она не торопилась. Огорчение и явная беспомощность проступили на ее усталом лице. Лиза прекрасно понимала, что она должна была что-то предпринять. Какие-нибудь существенные шаги, которые могли бы реально помочь Ольге Кирсановой. Но какие, она не знала. Да и то, как встречались ее просьбы, направленные к людям, от усилий которых зависело Олино здоровье, не прибавляло ни малейшего оптимизма. Сзади неслышно приблизилась уже знакомая Голощаповой медсестра в коротком халатике, все это время наблюдавшая за женщиной со стороны, и бережно подхватила ее под локоть.
— Пойдем, бабуля, — ласково произнесла девушка.
— Куда? — Лиза растерянно обернулась, пытаясь сосредоточиться на невесть откуда взявшейся собеседнице.
— Я тебя провожу, пока совсем не обматерили. — Продолжая держать Елизавету Михайловну за руку, блондинка спустилась на пару ступеней. — Пойдем?
— Пойдем, — обреченно выдохнула домработница Кирсановых.
Выбора у нее не было. Она послушно спустилась вниз вместе с сопровождающей ее молоденькой медсестрой и уже спустя пару минут покинула здание клиники. Увидеться с Ольгой Сергеевной ей так и не позволили. Ей вообще ничего не позволили. Дескать, посторонний человек. А какой же она посторонний?