Сдерживая слезы, Лиза неторопливо спустилась в подземный переход и двинулась на противоположную сторону, где на автомобильной стоянке она припарковала свой старенький «фольксваген-жук». Звук во всю ширь растягивающего меха аккордеона оглушил Голощапову. Она подняла свою склоненную голову.
Прижавшись к кафелю стены, на аккордеоне вовсю наяривал не очень трезвый и далеко не чистый «музыкант». Перед ним, у самых ног, скромно притулился пластиковый пакет с мелочью, а рядом стояла маленькая раскладная скамейка. Но сидеть аккордеонист явно устал и сейчас предпочитал находиться в вертикальном положении, раскачиваясь, правда, при этом из стороны в сторону. Он самозабвенно горланил полублатную-полуфронтовую песню, но сказать, что нестерильный мужчина претендовал на идеальный слух и приятный, хорошо поставленный голос, было нельзя. Так, как пел он, пожалуй, сумел бы спеть каждый из нас за столом в момент дружеской вечеринки. Все лишь зависело от меры выпитого.
Елизавета Михайловна быстро прошла мимо, но затем, поддавшись какому-то внутреннему импульсу, резко остановилась, вернулась назад и встала напротив музыканта. Тот же, заметив потенциального слушателя в непосредственной близости, заголосил еще громче и принялся интенсивнее растягивать в разные стороны свой музыкальный инструмент. По прошествии трех минут, в течение которых Голощапова не подавала никаких признаков активности и желаний вознаградить певца, мужчина прервал свое исполнение и тоже уставился на странную женщину.
— Барышня, — хрипло произнес он с достоинством законченного алкоголика. — Вы или заплатите за концерт, или не платите, но тогда проваливайте. Для халявщиков я не солирую.
Лиза тут же очнулась от своего гипнотического состояния, поспешно расстегнула сумочку и, выудив из нее купюру, осторожно опустила деньги в пакет. Лицо солиста озарилось счастливой улыбкой. Вот это уже было другое дело! Никакой халявы. Вполне честные коммерческие отношения. Один поет, играет, другой за это платит. Все как за рубежом. Все как при капитализме.
— Можно я посижу? — грустно обратилась Голощапова к пьяному музыканту.
— Где? — не понял тот.
— Здесь. — Она кивнула в сторону низенькой скамеечки.
— Зачем?
Мужчина действительно недоумевал и не мог сообразить, чего именно от него хотят. Еще никто ни разу в жизни не изъявлял желание приземлиться рядом с ним. А тут вдруг женщина! Сама напрашивается. Не в себе, может быть, она?..
— Отдышаться надо. Решить, как жить дальше, — с улыбкой призналась Елизавета.
— Ха! — громко усмехнулся уличный музыкант. — Все наши решения давно предрешены, — философски заметил он. — Нострадамуса читали?
— Нет, — честно ответила Голощапова, поражаясь необычной эрудированности алкоголика.
— И я — нет, — успокоил он женщину и уже более доброжелательно указал рукой на свою скамейку. — Садитесь.
Елизавета Михайловна послушно уселась и почему-то почувствовала себя от этого значительно увереннее.
— А вы играйте, играйте, — милостиво разрешила она мужчине с аккордеоном.
— Это — пожалуйста. — Тот радостно ощерил гнилые желтые зубы в улыбке, и его музыкальный инструмент снова ожил под уверенными грязными пальцами.
Лиза расслабленно опустила руки вдоль тела, машинально вслушиваясь в звучащую рядом музыку и пение. Кончики пальцев случайно наткнулись на початую бутылку вина, стоящую здесь же, под скамеечкой. Пожилая экономка Кирсановых автоматически подхватила полулитровую емкость и отхлебнула прямо из горлышка. Поморщилась.
Музыкальное выступление алкоголика было снова прервано. Взгляд давно потухших глаз с. уважением сфокусировался на женщине. Она же истолковала его совсем не так.
— Я доплачу, — сконфуженно пробормотала Елизавета Михайловна.
Мужчина все с той же чарующей улыбкой на устах протестующе замотал головой, заметив движение женщины к сумочке.
— Дегустация — за счет заведения, мадам, — галантно произнес он. Простота и беспечность незнакомой дамы все больше и больше импонировали ему. Вот уж действительно, что называется, своя в доску.
— Благодарю. — Елизавета Михайловна улыбнулась в ответ.
Алкоголик затянул новый блатной шлягер, звучащий в его устах уж как-то слишком заунывно, а Голощапова под этот аккомпанемент вновь погрузилась в череду своих невеселых размышлений. Постепенно первоначальная растерянность отступила, и ей на смену пришло неожиданное решение. Через десять минут Лиза уже энергично поднялась на ноги и открыто улыбнулась музыканту. Она знала, к кому следует обратиться за советом.