Глубоко вздохнув, Федечка взял ручку и, склонившись над столом, стремительно стал набрасывать на лист все свои познания в интересующей экзаменатора области мелким, убористым почерком. Прическа молодого человека теперь была вполне приличной. На голове уже не было многочисленных косичек, но и назвать стрижку слишком короткой, какой она была год назад, при посещении Лавра в больнице, тоже было нельзя. Скорее это была стильная модельная прическа, благодаря которой голова Розгина смотрелась не столь вызывающе, как при попытке самостоятельного поступления в вуз до знакомства с отцом.
Федечка не обратил внимания, сколько времени у него ушло на предварительную подготовку. Вслед за первым вопросом последовал второй, затем третий, и по всем этим темам юноша сделал свои наброски для предстоящего ответа экзаменатору.
— Вы готовы? — окликнул его седовласый профессор.
Розгин еще раз пробежался глазами по листу, проверяя, не упустил ли он что-либо существенное, и порывисто поднялся из-за стола.
— Да. Готов.
Профессор ему был незнаком. По каким-то причинам экзамен принимал не тот педагог, который вел у Федечки и его группы историю в течение всего семестра. Соответственно, и старец видел Розгина впервые. Что ж, может быть, это и к лучшему. Мнение и оценка не будут предвзятыми.
Профессор принял билет из рук молодого человека и сдвинул очки к кончику носа, вглядываясь в написанное.
— Ну-с. — Суровый педагог позволил себе доброжелательную улыбку. — Приступим.
— Давайте приступим, — бодро согласился с ним Федечка.
Внешность у старика была презабавная, как машинально отметил парень. Это придало ему раскованности.
— Итак, слушаю вас, юноша. — Профессор откинулся на спинку стула. — Первый вопрос…
— Ну, как тут наши успехи? — прямо с порога пророкотал Санчо, попутно приглаживая на голове свою реденькую шевелюру.
Стоящий возле окна Лавр оторвался от созерцания пешеходного перекрестка с неработающим светофором, благодаря чему в самом центре города образовалась внушительная пробка, и развернулся лицом к нежданно-негаданно пожаловавшему соратнику.
— Наши? — скептически переспросил он. — Я думал, ты самоустранился. По семейным обстоятельствам.
— Вам всем что, доставляет удовольствие меня изводить? — насупился Мошкин и без приглашения вольготно расположился в просторном кресле. Пару месяцев назад Федор Павлович самолично заказал это кресло себе в кабинет, специально для помощника. От обычных оно отличалось тем, что имело вместимость в два раза больше стандартной. — Сперва Клава, теперь ты. Давайте, пинайте меня, пейте мою кровь стаканами.
— Да кому нужна твоя кровь, — отмахнулся Лавр. — К слову сказать, я не заставлял тебя жениться.
— Так я еще и не женился, Лавруша, — пробурчал Санчо скорее себе под нос, нежели обращаясь к оппоненту.
— Вот-вот. — Лавриков отошел от окна, вернулся к столу и взял новенькую пачку сигарет. Принялся неспешно распечатывать ее, избавляясь от целлофана. Попытки бросить курить у него так и не увенчались успехом. — То ли еще будет, Санчо. Здесь, брат, не от тебя все зависит.
— А от кого?
— От нее, — просветил соратника в столь очевидной и элементарной истине Федор Павлович. — От Клавдии, конечно. Если уж захочет тебя женить на себе, стало быть, женишься. Отвертеться тут не получится. А нет — считай повезло.
— Почему — повезло? — выразил крайнее несогласие с такой точкой зрения Мошкин. — Я, между прочим, и сам мечтаю о браке с Клавдией. Вот только не знаю, как подступиться к этому вопросу. Может, посоветуешь чего?
— Я в этом деле не советчик, — открестился Лавриков. Он прикурил сигарету и расположился за своим рабочим столом, свободной рукой коротко провел по седым волосам. — В брак никогда не вступал. Один раз в жизни собирался, и то ты меня с этой дорожки свернул. А сейчас уже не до этого. Других забот хватает. Полон рот.
Он демонстративным жестом обвел рукой свой кабинет, который как бы являлся символом всех существующих на данный момент глобальных вопросов. На некоторое время в разговоре между бывшим вором в законе и его преданным «дворецким» повисла гнетущая пауза. Санчо подался всем корпусом вперед и внимательно вгляделся в лицо Федора Павловича. Тот затянулся сигаретой, прищурив один глаз, выпустил дым и слегка склонил голову набок.
— Что?
Санчо нервно сглотнул.
— Так ты помнишь, Лавр? — с каким-то священным ужасом произнес он, переходя зачем-то на шепот.