— А я не понимаю, на каком основании ты мне в затылок сопишь, — недовольно буркнул мужчина, и глаза его при этом холодно сверкнули.
Голощапова подбоченилась, и ее острые локти раскинулись в разные стороны. Сдавать позиции без боя она тоже не собиралась. Не на ту напали.
— Ошибкой было открывать дверь и впускать вас сюда, — недовольно проворчала она, наблюдая за тем, как Наталья Сергеевна, прекратив свои самозабвенные манипуляции со шкатулкой, тоже устремилась вверх по лестнице, собираясь присоединиться к супругу.
Кухарин угрожающе шагнул в сторону местной домработницы.
— Но я не ошибусь, если позвоню в здешнее отделение милиции и попрошу опечатать квартиру, — злобно прошипел он, брызгая слюной прямо в морщинистое, растерянное лицо Голощаповой.
— Что вам угодно? — вскинулась Елизавета.
На помощь супругу все-таки подоспела и Наталья. Она встала за спиной экономки и веско проинформировала ее:
— Лиза, мы вправе убедиться в сохранности вещей и ценностей. — Женщина старалась говорить немного мягче, чем закипавший от праведного гнева Кухарин, и сгладить неверное впечатление об их супружеской паре, которое могло сложиться у Голощаповой. — И получить дубликаты ключей от дома. Я и впредь намерена следить за состоянием…
— То есть не стащу ли я чего-нибудь? — перебила ее Елизавета Михайловна. — Это имеется в виду?
— А почему бы и впрямь не стащить? — усмехнулся Олег Борисович. Его несло. — Ты человек бедный. Здесь куча всего…
— Побойтесь бога, Олег Борисович! — испуганно замахала на него руками экономка и даже отступила на пару шагов назад. Еще ни разу в жизни никто не обвинял ее ни в чем подобном. — Вы меня знаете столько лет…
— Чужая душа — потемки. — Кухарин, почувствовав слабинку, допущенную со стороны домработницы Кирсановых, решил дожать ее. — Машину ты хозяйскую оттяпала? Оттяпала!
На глазах Елизаветы Михайловны выступили слезы. Слова стоящего напротив нее мужчины обидели даму до глубины души. Она хотела ответить, но сделать это сразу не получилось. Помешал застрявший в горле предательский ком. Голощапова жадно ловила ртом воздух, пытаясь совладать с обуревавшими ее эмоциями. Процесс этот дался ей не так-то просто.
— Да ее Владимир Леонидович выкинуть хотел пять лет назад, — вымолвила, наконец, она в свое оправдание. — А Ольга меня на курсы записала, чтоб по магазинам удобней было… — Уже несдерживаемые слезы покатились по щекам. — Да как же не стыдно-то?!
— Кому? — Олег Борисович злорадствовал.
— Здорово, браток. — Санчо уверенно и достаточно развязно шагнул в направлении парадно одетого швейцара, картинно замершего возле широкой лестницы, расположенной справа от лифта. Под мышкой у Александра была стильная розовая папочка, из которой небрежно топорщились листы бумаги. — Мне в двести девятнадцатую надо. Там тетечка должна быть, домработница, Лизавета Михайловна Голощапова.
— Вас ждут? — сухо отреагировал тот.
Панибратское обращение Мошкина и его беспечный тон не произвели должного впечатления на этого, по всему видать, явного солдафона. У парня имелись строго определенные инструкции, нарушение которых повлекло бы за собой нежелательные последствия. А учитывая тот факт, что амбал работал здесь уже далеко не первый месяц, посетителей он навидался разных. В том числе и таких, как этот. Рассчитывающих на то, что им удастся заморочить мозги швейцару своей развязностью и якобы беспечностью.
— Ждут с нетерпением, — усмехнулся Санчо и окинул взором просторный холл, где и полы, и лестница, и прилегающие к ней колонны были искусно выполнены из белого мрамора.
— Одну минуту. — Швейцар чинно прошествовал направо, остановился возле черного офисного стола и, ухватив руками переносную трубку радиотелефона, быстро набрал на ней какой-то трехзначный номер.
— Как можно жить в таком Манхэттене — не представляю. — В голосе продолжавшего озираться по сторонам Санчо явственно проступало откровенное неодобрение. — Сквозняки, наверно. И опасно.
— Что опасно? — подозрительно прищурился швейцар и пристальным взором окинул Мошкина с головы до ног. — Абсолютная безопасность.
Александр криво усмехнулся и, перехватив розовую папку в левую руку, освободившейся правой энергично почесал свое отвисающее чуть ли не до колен брюшко. Заехать домой, чтобы переодеться, Мошкин так и не успел, а потому чувствовал себя крайне неуютно в официальной тесной рубашке белого цвета. Куда с большим удовольствием он облачился бы сейчас во что-нибудь более просторное. В любимую футболку, например.