— Абсолютной даже в хранилище Центробанка нет, — со знанием дела изрек Санчо, возвращаясь к завязанной со швейцаром беседе. — А здесь… Если шлюзы в канале прорвет, это ж все затопится.
— Не затопится, — хмуро заверил его собеседник.
— Не знаю, не знаю… — Мошкин покачал головой.
Наконец в двести девятнадцатой квартире ответили на телефонный звонок, и все внимание швейцара переключилось на невидимую собеседницу. Связь была достаточно громкой, и Мошкин мог слышать голос Елизаветы Михайловны. Он поближе подошел к стойке.
— Да? — спросила Голощапова в телефонную трубку, и Александру не понравились ее грустные интонации. Будто она плакала секунду назад.
— К вам пришли, — доложил местный цербер и бросил короткий взгляд на визитера. — Как представить?..
— Представь — Санчо, — с улыбкой ответил тот.
— К вам пришел господин Санчо. — Швейцар тактично откашлялся, понимая, что произносит явную глупость. Женщина сейчас просто пошлет куда подальше, и всего делов. Тоже мне шуточки. — Он может подняться?
— Конечно. — Голос Елизаветы заметно оживился, а страж местного порядка с заметным облегчением вздохнул. — Будьте добры, пропустите.
Швейцар выключил телефонную связь и положил трубку на место. Сам же вернулся на исходное место между лестницей и лифтовыми кабинами. Принял привычную позу мраморного изваяния.
— Прямо к лифтам. Семнадцатый этаж, — проинформировал он Санчо бесстрастным голосом, едва размыкая при этом уголки губ.
— Ага, я вижу. — Мошкин зашагал в указанном направлении, но почти у самой цели остановился, повернулся вокруг своей объемной оси и вновь обратился к парадно одетому мужчине: — И потом, такая площадь пустует… Простаивает фактически… Мини-пекарню бы здесь открыли. Или пирожки жарить — класс! Вытяжку одну наружу — и всех делов. Если шлюзы, конечно, не прорвет.
Швейцар, уже потеряв всякий интерес к Александру, ничего не ответил на эти деловые предложения знающего человека. Он вообще никак не отреагировал на обращение гостя. Его постная физиономия не выражала никаких эмоций. Казалось, молодой человек заснул с открытыми глазами. Годами выработанный рефлекс, как догадался Мошкин.
— Ну, как хочешь, — пожал плечами помощник депутата. — Мое дело — предложить…
Хромированная кабина гостеприимно раскрылась перед Александром, и он шагнул внутрь экстравагантного помещения. Со всех сторон Санчо окружило его собственное зеркальное отображение.
— Ешеньки! — с неподдельным восхищением в голосе воскликнул Александр, оглядываясь по сторонам. — Как много пузатых!
Двери лифта закрылись, и кабина стремительно потащила тучное тело Санчо наверх, на семнадцатый этаж. Настроение у лавровского соратника было приподнятым. Он насвистывал себе под нос какую-то любимую мелодию из итальянской классики, но в связи с полным отсутствием природного слуха исполнение получалось отнюдь не качественным и далеким от оригинала.
Скоростной лифт достаточно быстро доставил Санчо по назначению.
— Какой еще Санчо в чужой квартире? — набросился на несчастную домработницу Кухарин, едва та положила трубку на аппарат. Он тоже прекрасно слышал как ответы женщины, так и предварительные вопросы швейцара. Какое-то нехорошее чувство на подсознательном уровне закралось в душу Олега Борисовича. Некий неприятный холодок с элементами животного страха. До сего момента мужчина считал, что опасаться в предстоящей бескомпромиссной борьбе стоит только Семирядина, а как видно, и у Елизаветы Михайловны имелись свои виды на имущество. А теперь выходило, что у нее были и сообщники. Санчо? Интересно. Очень интересно.
Боль от незаслуженной обиды у Голощаповой уже прошла. Достаточно было узнать, что знакомый ее старой подруги Розгиной прибыл, как и обещал, точно по расписанию. Сразу видно, человек слова и дела. Не то что некоторые. Теперь уже все пойдет совсем по иному руслу. Медицинские документы, добытые благодаря нужным людям, в корне изменят ситуацию, и законные родственнички, компаньоны будут с этим считаться. Скорее всего, у них и выбора-то иного не останется. Елизавета Михайловна промокнула платочком влажные веки, спрятала его в рукав платья и уверенной походкой двинулась в прихожую. Олег Борисович семенил рядом с женщиной, не отставая. На его рыхлом лице проносилась целая гамма эмоций, от беспричинного гнева до поселившегося в душе неизвестно откуда взявшегося беспокойства, уже упоминаемого выше.