— Зарплату получать надо?
Аргумент был более чем убедительным.
— Ох, надо, — прищелкнул языком Николай.
— Вот и все, — подвел черту Федор Павлович и тут же шутливо прикинулся перепуганной насмерть потенциальной жертвой. — И с какой вообще-то стати тебя заинтересовала вероятность моего убийства? Уже предлагали, что ли, замочить пассажира?
— Да ну вас! — Николай без труда уловил, что шеф иронизирует по данному поводу. — У меня прямой интерес. Водители обычно гибнут со своими большими боссами. Или в лучшем случае получают тяжелые увечья, несовместимые с нормальной половой жизнью.
Лавриков от души рассмеялся. Теперь все аспекты данного разговора вставали на свои законные места.
— Будь спокоен за свою половую жизнь, — обрадовал он водителя. — В меня, как правило, стреляют прицельно, не затрагивая мозги, кишки и гениталии окружающих.
— Жаль. — Коля обиженно поджал губы.
Реакция эта показалась Лавру не вполне нормальной и адекватной.
— Не понял.
— Да я хотел подкатиться насчет прибавки к окладу, — уже совсем откровенно признался меркантильный водитель. — За смертельный риск, в смысле.
— Хренушки, Коленька. — Лавр картинно сложил из пальцев дулю и направил ее в сторону зеркала заднего обзора, дабы Николай мог оценить его настрой во всей красе. — Могу предложить литр молока ежедневно. За вредность общения со мной. Или кефир. На выбор. Санчо утверждает — кисломолочные продукты полезней свежевыдоенных. Кефира — пол-литра.
— Кефир мне зачем? — выразил несогласие Николай, но все же счел целесообразным поблагодарить босса за предложение: — Спасибо.
— Не за что. — Федор Павлович пожал плечами. — Я все равно шутил, потому как скупым стал — жуть!
Пронзительный взгляд новоиспеченного депутата переместился за боковое окно, но созерцать на улице, кроме полной темноты, было нечего.
Нынешняя обитель Федора Павловича Лаврикова, где он проживал со своей новой семьей и, можно сказать, по новым законам общения, разительно отличалась от предыдущей, от того особняка, где он жил когда-то в окружении коротко стриженных и накачанных до предела братков.
Сейчас его местом жительства являлась обычная деревянная дача с многочисленными пристройками на разных уровнях, с бессмысленными башенками, выносной застекленной верандой и балкончиком в мансарде. Жестяная труба, расположенная практически на самом видном месте, свидетельствовала о наличии газа. Естественно, имелся при даче и водопровод. То есть, как ни крути и ни изощряйся в названиях, это была классическая постройка конца пятидесятых или начала шестидесятых годов с большим заросшим участком в давно освоенном людьми месте.
По былым меркам все это, конечно, считалось верхом роскоши или свидетельствовало о высоком положении хозяев, но только не сейчас. Хотя бы потому, что доски внешней обшивки кое-где почернели, темно-зеленая краска начала шелушиться, а нижняя ступенька крыльца и подавно вросла в землю. Санчо божился исправить все эти недостатки, но у вечно занятого и нагруженного работой помощника депутата Государственной думы всякий раз до этого руки не доходили.
Тем не менее на данной даче абсолютно во всем проявлялись и уют, и атмосфера так называемой обжитости, которой полностью лишены особняки-дворцы, наскоро возведенные на бывших пастбищах или пашнях. В последнее время именно этот факт наиболее импонировал уставшему от окружающей его пустоты Лавру.
Сидя на самой верхней ступеньке слегка покосившегося крыльца, Санчо вовсю наяривал медиатором по струнам раздобытого где-то банджо. Рядом с ним расположилась и Клавдия. Романтично склонив голову на плечо своего немолодого уже бойфренда и вдыхая носом приятный запах его одеколона, Розгина с удовольствием предавалась прослушиванию выводимой Мошкиным мелодии в стиле негритянского блюза.
Александр завершил очередное исполнение, перевел дух и едва ли не во весь голос пафосно произнес с интонациями проработавшего в этой области всю свою жизнь конферансье:
— А теперь, уважаемая публика, вашему вниманию предлагается старинная и печальная песня протеста, повествующая о судьбе бедного американского негра, который на свои кровные мог купить «кадиллак», дом на пять спален, но при всем том не мог купить туристическую путевку в Советский Союз из-за своего природного цвета кожи и в результате был вынужден повеситься на суку дерева секвойя!
— Правда, что ли? — Клавдия приподняла свой массивный подбородок и всего на мгновение пересеклась с Мошкиным взглядом. Ее удивление от только что услышанного было вполне искренним и оправданным.