— Мне какая-то сволочь будильник заткнула, — оправдался он перед Мошкиным. — Я на семь поставил.
Тот понимающе покачал головой. Сонливое выражение на лице Александра постепенно менялось на более присущее для него иронично-насмешливое.
— Я знаю имя этой какой-то, — заявил он без тени сомнений.
— Кто?
Коротенький вопрос Лаврикова прозвучал грозно. Ничего хорошего для человека, выкинувшего обсуждаемый фортель, он не предвещал. Настрой у депутата был решительный. Однако Санчо, как всегда, разочаровал его и не оправдал возлагаемых ожиданий. И все потому, что ответил предельно честно.
— Сам ты и заткнул, — небрежно пожал плечами Александр. — Будильник в семь надрывался, слышно было. Потом — бац, тишина.
— Но ведь все же проспали! — не унимался Федор Павлович. Он все еще свято верил в то, что в доме побывал проворный диверсант.
— Что конкретно проспали? — Интонации Мошкина мало чем отличались от тех, которые используют в разговоре психотерапевты при общении с душевнобольными людьми. — Зарю коммунизма?
Лавриков растерялся. Честно говоря, он и сам не знал, ради чего поднял такую бурю в стакане воды. В выходной день можно было позволить себе некоторые режимные поблажки. Не дрыхнуть, конечно, до обеда, но парочку часов накинуть сверх нормы не грех. Однако терять марку и признавать правоту доводов Александра Мошкина Лавр не стал. Перетопчется помощничек.
— Завтрак, к примеру, — выкрутился он из щепетильной ситуации спустя всего пару секунд. — Режим питания окончательно псу под хвост!
Едва Федор Павлович придирчиво высказался на этот счет, как из-за массивной спины Санчо грациозно для собственной не менее внушительной комплекции выплыла Клавдия. У Розгиной был вид вполне бодрствующего человека. Она быстрыми и уверенными движениями пальцев застегнула свой ситцевый халат и, обогнув Санчо, направилась в сторону «служебных» помещений, одним из которых, естественно, являлась кухня.
— Мы проспали первый завтрак, товарищи, — произнесла она, положив ладонь на дверную ручку и обернувшись к мужчинам через плечо. — А в воскресенье можно позволить себе и второй.
— Обязательно можно позволить, — машинально поддержал даму своего сердца Мошкин. Надо заметить, что он вообще редко когда перечил Розгиной в чем-либо. Соглашался с любым заявлением Клавдии беспрекословно. — Даже нужно позволить.
Она лучезарно улыбнулась ему в ответ, отблагодарив тем самым за моральную поддержку. Уже от одного этого Санчо затрепетал до самых кончиков пальцев.
— Так вот, до второго завтрака еще уйма времени, — известила Розгина своих домочадцев. — А если кто-нибудь будет меня торопить и дергать — переведу всех на самообслуживание из полуфабрикатов. — Улыбка стерлась с ее лица, и она небрежно мазнула взглядом по ссутулившейся фигуре Лаврикова. — Доброе утро.
— Добрый день, — парировал Федор Павлович.
Клавдия ничего не ответила на это ехидное замечание депутата, отвернулась и с гордо поднятой головой продефилировала в темный боковой коридорчик, в глубине которого спустя мгновение хлопнула дверь. Народный депутат и его преданный помощник некоторое время молча взирали в направлении, куда скрылась властная и решительная женщина. Затем мужчины переглянулись между собой. Взгляд Федора Павловича был осуждающим и недовольным. Мошкин не мог не заметить этого и, резонно полагая, что лучшая форма защиты — это нападение, безапелляционно произнес:
— Сурово, но справедливо.
Лавр криво ухмыльнулся. Никаких признаков подкаблучности он не переносил. Не нравилась Федору Павловичу и позиция Александра, которую он занял в последнее время.
— Можно подумать, вы поженились, — хмуро буркнул депутат.
Он повернулся вокруг собственной оси и направился к низенькому кривоногому дивану возле дальней стены, устало плюхнулся на него, вытянул ноги, а голову откинул на мягкую пружинную спинку. Санчо проследовал за боссом, но садиться рядом не стал, а навис над Федором Павловичем, как гигантская, мощная скала.
— Почему ты так можешь подумать? — полюбопытствовал Мошкин, взирая на недавнего крупного авторитета сверху вниз.