Голубоглазая рассмеялась.
— Оля, — представилась она в ответ.
— Оля, — эхом повторил Семирядин, вроде как пробуя это имя на вкус. Мечтательно закатил глаза. — Божественное имя.
Девушка снова засмеялась. Парень казался ей забавным, но не более того. Внешние данные Андрея не располагали ни к чему более серьезному, чем дружба. Но не говорить же ему об этом прямо в лицо. Существуют определенные правила этикета.
— Андрей, вы только не обижайтесь. — Она слегка коснулась холодными пальчиками его руки. — Но я действительно хотела побыть сегодня одна.
Семирядин в знак капитуляции шутливо вскинул руки вверх и даже отступил на шаг назад, насколько ему позволила это сделать окружавшая их в магазине толпа.
— Как скажете, королева моего раненого сердца, — чуть ли не пропел он. — Я удаляюсь. Можно только последний вопрос?
— Какой? — Оля изящно поправила выбившийся из-под шапки белокурый локон.
— Как насчет номера вашего телефончика? — Андрей заговорщически прищурился. — Я мог бы позвонить вам, и тогда мы вместе отыскали бы свободную минутку в вашем забитом расписании.
Ольга смотрела в глаза собеседнику и продолжала открыто улыбаться.
— Вряд ли это понравится моему молодому человеку, — сказала она.
— О!
Андрей почувствовал, как болезненно сжалось его сердце. Красавица уже была занята. А есть ли где-нибудь в мире местечко и для него? Рядом с такой красоткой, например? Несправедливость. Кругом одна несправедливость.
Вежливо попрощавшись с Ольгой, Семирядин покинул магазин и вышел на улицу, вдохнул полной грудью морозный пьянящий воздух. Рука, к которой ненавязчиво прикоснулась Оля, до сих пор передавала Андрею ощущение нежных прохладных пальчиков. В другой руке Семирядина уже появилась пачка «Дюбека». Закуривая на ходу, отвергнутый молодой человек устремился к оставленной на перекрестке «шестерке».
Сашке стукнуло двадцать пять. Первый серьезный юбилей в его жизни. Оглянуться не успеешь, и уже будет тридцать. А чего он сумел достичь? По мнению Александра Курыкина, если мужчина не добился каких-либо существенных успехов к своему тридцатилетию, на нем смело можно было ставить крест как на несостоявшемся человеке. Потом жизнь уже идет на спад. Таково было его, Александра, сугубо личное мнение. Он никому не навязывал его, но сам верил в правоту собственной догмы. И вот уже двадцать пять.
Гостей собралось немного. Всего четыре человека. Курыкин не любил больших и шумных компаний. Его юбилей не должен стать исключением из правил. Он пригласил только двух своих самых близких друзей, Андрея Семирядина и Владимира Кирсанова. Володя обещал прийти с девушкой. Кто она такая, Александр не знал. Кирсанов и так-то был скрытным, а уж в том, что касается романтических отношений, — настоящий партизан на допросе. Известно было только то, что его обожаемую пассию зовут Ольга, и Владимир познакомился с ней более полугола назад. За это время он ни разу не счел нужным представить возлюбленной своих близких друзей. А вот сегодня отважился. Надо же! Семирядин сказал, что будет один. Куда приятнее, как он выразился, напиться до свинячьего визга, чем держать себя в рамках, опасаясь произвести неприятное впечатление на спутницу. Ну и конечно, Сашка пригласил к себе на день рождения Людочку. Свою Людочку, без которой уже не представлял дальнейшего существования.
— Ну что, ты еще не придумал, как нам обогатиться?
Первым явился Андрей и по привычке развалился в своем излюбленном кресле. В руках Семирядина уже покоилась откупоренная бутылка пива. Он делал неспешные глотки и с жадностью поглядывал на накрытый стол.
— Думаю еще, Андрюха, — отшутился Курыкин. — Все время думаю.
— Знаешь, я тут прикинул. — Семирядин сделал очередной глоток из горлышка и поскреб пальцами свой плохо выбритый подбородок. — А что, если нам в челночники подрядиться? Говорят, шмотки гонять из-за кордона сейчас самое благое дело. Навар неплохой и…
— Нет. — Александр покачал головой. — Не годится. Получится, что мы будем способствовать захламлению России заграничными тряпками. Они там не в цене, вот буржуи и радуются, что есть возможность использовать нашу страну как свалку для всякого никудышного барахла. Мне пойти на такой поступок патриотические чувства не позволят. Ты же знаешь.
— Ну да, — хмыкнул Семирядин. — Я и забыл. Только, поверь мне, в России и без тебя найдется навалом желающих захламить родину.