— Прости гада, если можешь, — жалостливо протянул Санчо, шмыгая носом.
Лавр отмахнулся от соратника, как от назойливой мухи.
— Я все сказал, — грубо произнес он. — Чего надо?
— Лавруша. — Клавдия попыталась заглянуть в его блеклые старческие глаза. — А, Лаврик…
— Ну?
— Я не знаю ничего про аферы, игры, фигуры, — добродушным тоном молвила Розгина, опуская тяжелый, увесистый бюст на черный садовый столик. — Но там мальчик двенадцати лет остался. И мать его между жизнью и смертью. Сожрут их.
— Не сожрут, — буркнул Федор Павлович. — Кинут тысяч по пять-десять в месяц каждому на семечки. И — выживут, успокойся. Всех бы так жрали… Меня совсем другие мальчики беззащитные волнуют. По-настоящему беззащитные. Вы в какую-то «Империю» по глупости влезете, а мое дело — под удар.
— Пап, ну что ты, в самом деле? — подключился к разговору и Федечка. — Какая тут связь?
— Покрепче, чем в твоей паутине, сынок. — Густой сизый дым от тлеющей папиросы в руках депутата полностью окутал его лицо и скрыл от взоров прибывшей в сад делегации. — У нас все связано! Все на один коммутатор выходит! Так было и есть. И долго будет.
— А если я сам, — осторожно закинул новую удочку юноша, — совершенно независимо от тебя попытаюсь разобраться?
Лавр горько усмехнулся, и его высокий лоб рельефно прорезали несколько старческих морщинок. Он выпустил дым через ноздри, поморщился и бросил окурок себе под ноги. Притаптывать тлеющий уголек не стал, поднял печальный взор вверх, навстречу причудливо кудрявым облакам.
— Мне батюшка сказал: нет независимых! — огорошил неожиданным высказыванием собеседников Федор Павлович.
— Погоди, Лавр, — заморгал глазенками Санчо. — Какой еще батюшка?
— Поп! В духовники просится.
— Это что-то новенькое, — улыбнулся Мошкин.
Но Лавр уже вернулся к своей обычной манере общения, оставив в стороне излишние сантименты.
— Новенькое ли, старенькое — не разрешаю, и точка. — Для пущей убедительности он хлопнул кулаком по столу. — Свободны, господа, кроме Федора. — И, уже сфокусировав взор непосредственно на сыне, продолжил: — А ты бери сейчас мои данные и систематизируй на компьютере — сколько ребятни по скольку месяцев и лет в предварительном заключении гниют, какая статистика последующих приговоров, на какие сроки обвинительные… Процент заболеваемости, процент убийств и самоубийств, процент побегов и… так далее.
— Еще и «далее» есть?
— Граф не хватит, — заверил отпрыска Лавриков.
— Нет уж! — неожиданно запротестовала Клавдия, поднимаясь во весь рост и теперь взирая на сухощавого Лавра, как парящий в поднебесье коршун на потенциальную жертву. — Сегодня Федечка — мой. Твои тюремные проценты он и завтра посчитает, каникулы у него не кончились. А он мне в магазине нужен позарез. Единственный день, когда никто не помешает.
— Чего это вдруг? — недовольно отреагировал Федор Павлович.
Мало того что женщина вставляла ему палки в колеса по работе, так еще и лишила общения с сыном в предназначенный для этих целей выходной день.
— Не вдруг, а по необходимости, — сурово заявила Розгина. — Бухгалтерша как забеременела, так все запущено. Бесконечный токсикоз в отчетности. И без Фединого аудита я скоро сама на нарах окажусь.
Высказывание показалось Лавру забавным. Он невольно расплылся в улыбке, представив Клавдию в тюремной робе, гордо возлежащую на жестких нарах.
— Мы с Санчо будем тебя навещать, — клятвенно заверил он женщину. — И маляву пошлем, чтоб с авторитетами кушала.
Он громко рассмеялся, и даже Санчо, не удержавшись, позволил себе робкую, едва заметную улыбку. Вот только сама Клавдия не разделила веселья собеседника по этому поводу. Она свернула из пальцев фигуру в форме кукиша и, склонившись вперед, сунула ее Лавру под самый нос.
— Во! — громко произнесла она. — Не дождетесь! Федечка!
Она решительно зашагала по узкой дорожке вдоль яблоневых деревьев к домику. Федечка вопросительно взглянул на отца. Тот беспомощно развел руками в стороны.
— А я что? Тетя просит.
— Юноша! — тут же подхватил Мошкин. — Тетя просит.
Розгин уже было зашагал вслед за женщиной, но Лавриков проворно подался вперед и ухватил сына за руку.
— Но чтобы никаких… супермаркетов, — напомнил он сурово. — Чтоб даже в мыслях не было! Иначе всерьез накажу, как никогда не наказывал. Мне ваши головы пустозвонные на шеях нужны, а не в канаве придорожной… Коля где?
— В ночь уехал, — любезно подсказал гневному депутату Санчо. — Выходной законный у человека… Да я сам их отвезу, надежней так будет.