Последнее высказывание Александра заставило Лавра слегка растеряться.
— А я, получается, один останусь?
— Получается.
— Не привык я один. — Федор Павлович виновато потупился, сконфуженный тем обстоятельством, что ему приходилось признаваться близким людям в собственных слабостях.
— Да ладно, папа, — улыбнулся Федечка. — Не бойся. В тиши потрудишься над законодательной инициативой. А если хулиганы — кричи. Тут соседей вокруг туча. Прибегут, помогут.
— А если по шее? — Лавр шутливо замахнулся на потомка.
— На шее — голова, — невозмутимо отреагировал тот. — Твоя любимая часть моего тела. Сам только что говорил о ее бесценности.
— Засранец, иначе не скажешь, — резюмировал Лавриков. — И речь шла не о ее бесценности, а о ее пустозвонности.
— Это уже детали. — Розгин пожал плечами.
Они одновременно засмеялись, а спустя всего секунду к их веселью присоединился и Мошкин, ухая при этом, как филин.
Глава 11
Водители многих новомодных и, как им казалось прежде, достаточно быстрых иномарок с удивлением взирали на то, как стремительно и энергично обходил их хваленый автотранспорт на загородном шоссе черный «бьюик» выпуска шестидесятых годов. Разглядеть пассажиров в салоне было невозможно. Не позволяли тонированные стекла.
Сидящая же за рулем «бьюика» Ангелина Виннер, напротив, не обращала ни малейшего внимания на устремленные в ее сторону заинтересованные взгляды. Она пристально взирала на убегающую под колеса автомобиля недавно заасфальтированную трассу и, положив всего одну руку на руль, второй энергично размахивала в воздухе. Зажатая между пальцев тонкая дамская сигарета в опасной близости маячила перед лицом расположившегося справа на пассажирском сиденье Семирядина. Андрей, раздосадованный неблагоприятным результатом обыска на квартире покойного Кирсанова, приводил себя в приличное расположение духа при помощи баночного пива «Холстен». Сейчас он расправлялся уже со второй емкостью, небрежно отослав первую за окно в придорожную канаву.
— Не мог же он с собой таскать груду документов? — рассуждала вслух Виннер, продолжая хаотично жестикулировать.
Теоретически Андрей был согласен со своей сообщницей. Маловероятно, что документы были при Владимире на момент его смерти, в тот злополучный день, когда компаньон приезжал к нему в гости на так и не состоявшийся шашлык. Однако не стоило и исключать подобную возможность. Кирсанов мог только что оформить все необходимые документы и положить их, к примеру, в бардачок автомобиля. В некоторой степени подобный расклад был бы только на руку заговорщикам. Хотя…
— Существует масса укромных уголков, — криво ухмыльнулся Семирядин, высказывая вслух не самые оптимистические мысли, успевшие посетить его похмельную голову. — Банковские сейфы самой разной вместительности…
— Значит, у какого-нибудь Буратино должен быть золотой ключик, — резонно заключила Ангелина и уже с более мрачным выражением лица добавила: — Не оплавившийся, надеюсь.
Андрей не разделял ее надежд, прозвучавших в последних словах. Вот это уже было совсем некстати. Если в сгоревшем автомобиле, на котором ехали Владимир и Ольга, хранились не сами документы, а что-то прямо указывающее на их местонахождение, проблемы росли и множились на глазах. Каким образом теперь можно отыскать разгадку? Обратиться за помощью к какой-нибудь ясновидящей? Семирядин сильно сомневался, что это поможет. Да и глупо как-то.
— Знать бы еще, где холст с нарисованным очагом, — вымолвил он в итоге и с чувством приложился губами к жестяной банке пива.
В салоне автомобиля повисла непродолжительная пауза, которую госпожа Виннер заполнила несколькими короткими затяжками. Табачный дым повис в салоне тяжелым смогом, но женщина почему-то не спешила открывать окно.
— Как противно спотыкаться на таких детских глупых детективных трюках! — посетовала она и чуть повернула голову к своему попутчику. — Вы нашли нотариуса?
— Чего его искать? — Семирядин громко и некультурно рыгнул. Присутствие рядом дамы не остановило его природных позывов. Да и стоило ли считать сидящую справа особу дамой? — Возьмем мальчика в оборот, потом я и нотариусом займусь.
— Нотариусом займусь я сама, — огорошила его Ангелина.
— Почему?
Она презрительно фыркнула и ткнула окурок во встроенную под приборной панелью пепельницу.
— Потому что вы — слабенький, Андрей Матвеевич.
Болезненное самолюбие Семирядина было безбожно ущемлено. Он сделал еще один внушительный глоток, осушив тару до дна, и с усмешкой покосился на собеседницу.