Трудно передать ощущения человека, который пришёл в себя, и обнаружил, что у него на теле не хватает части стопы ноги, то есть пятка есть, а вот всего остального нет. Наверно так же трудно объяснить не пьющему с детства человеку все нюансы и прелести тяжёлого похмелья. Было тяжко, дико хотелось, есть и пить. Герцог прежде всего осмотрел второй островок на предмет воды. По-счастью небольшой ключик на острове отыскался. Нашлись на клочке суши и съедобные предметы. На этот раз к обретённому острову он отнёсся очень рачительно. Прыгая на одной ноге, он сделал ревизию всего, что на нём было. Он высушил убитых им крыс, пересчитал все деревья, тщательно осмотрел прибрежную акваторию своей суши. Покалеченная нога чрезвычайно болела, в ней шли какие-то процессы, там дергало, пульсировало, стреляло. Правда заражения не случилось. Шли дни за днями, боль поутихла, мужчина охотился на прибрежную живность и наслаждался короткой отсрочкой от неизбежности. На второй день, он уже мог немного опираться на больную ногу, на третий, он уже нырял и плавал, а на четвёртый, Герцог очень удивился. Сидя вечером у костра, разведённого с помощью камней, он лениво смотрел на огонь, танцующий, на тонких веточках. Случайно он перевёл взгляд на больную ногу, к слову она постоянно чесалась и зудела. С ногой было что-то не то. Сначала Герцог не понял, что именно. Нога как нога, сразу за пяткой рваная культяшка, страшная и красная. Но присмотревшись, он обнаружил, что из раны начинают выглядывать какие-то ростки. От резкого движения он чуть не грохнулся в костёр, но смог удержать равновесие. Он взял ногу в руки и максимально приблизил к лицу. Как из весенней земли всходят молодые ростки картошки, так и из обрубка ноги проклёвывались молодые пальчики, отдельно ключился большой палец, рядом дружно вылезала остальная четвёрка. Землянин на мгновение зажмурился. Но когда он опять открыл глаза, ничего не изменилось, новые пальцы упорно стремились вылезти на свет божий. – Вот это да!!! – восхищённо прошептал Герцог. Нет, конечно, он много раз слышал, как им говорили, что теперь в их организмах включена функция регенерации, но как говорится лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. В справедливости этой пословицы Герцог сейчас убедился на все сто процентов. Ткани регенерировали. Нога восстановилась буквально через неделю, и это было чудо из чудес. Теперь повоюем, думал Герцог. Пока не закончились припасы этого острова, он яростно тренировался, изнуряя себя задержкой дыхания до изнеможения, до потери сознания. Он довёл своё пребывание под водой до часа, но в состоянии неподвижности. Значит во время движения, это время уменьшится минимум втрое. Герцог приноровился к проклятым акулам, а постоянные тренировки помогли ему без особых проблем проплыть третий, четвёртый и пятый острова. Было чрезвычайно сложно миновать шестой и седьмой, на грани гибели он прошёл восьмой и девятый. На десятом острове, который был крупнее предыдущих, землянин понял, что до одиннадцатого ему не доплыть. К тому времени, даже в движении, он мог находиться под водой больше часа, но всем нутром он понимал, что это всё, предел, дольше задерживать дыхание он не сможет. Организм достиг предела. Вечерами он сидел у костра, наслаждаясь танцами огненных саламандр. Так хорошо было сидеть в тепле и слушать вечную музыку волн, ласкающих берег, и лениво смотря на горящие ветки. Его одолевала тоска и меланхолия. Сколько он уже торчит на этой планете, полгода, год, или пять лет, он не знал, так как давно сбился со счёта дням, одинаковым, как братья близнецы. Ему хотелось общения, пусть с полковником, или Солдатом, не важно, хотелось просто поговорить с человеческим существом, услышать простую человеческую речь. Землянин начал разговаривать с большим крабом, который каждое утро, на рассвете, выползал из моря, и смотрел на восходящее солнце. Зачем он это делал, Герцог не знал, да и не хотел знать. Он поджидал краба, которому дал имя Боб, и разговаривал с ним. Герцог жаловался Бобу на свою несправедливую судьбу злодейку, которая забросила его неизвестно куда, на полковника, который толком ничего не рассказывает, и самовлюблённый донельзя. Делился своими воспоминаниями, весело смеясь над своими же шутками. Краб время от времени поворачивался от восходящего солнца, и недоумённо смотрел на человека, своими крошечными глазками на подвижных стебельках. Боб потешно шевелил усиками, и даже издавал какие-то шипяще-булькающие звуки. В порыве благодарности, Герцог даже признался крабу, что он его не съест, когда закончится пища. Ты же мой друг, говорил он, а друзей не едят. Так же не хватало женского тепла, молодой организм настойчиво требовал разрядки. В морских волнах, ему мерещились русалки и наяды, в пламени костра его манили огненные девы, в небе с ним заигрывали гарпии. Герцог всех призрачных дев звал к себе, и даже кидался в море, пытаясь поймать юных проказниц, но всякий раз девы скрывались, а он оставался с носом. Это было печально. По ночам ему тоже не было покоя, девушки из его жизни, играли с ним в любовные игры, и было так сладко, так хорошо, ощущение пьянящего счастья накрывало его с головой. Когда же на смену сна приходила явь, то Герцога накрывала горькая волна безысходности и печали, временами ему не хотелось жить, и он даже подумывал о самоубийстве. Во времена просветлений, Герцог понимал, что у него идут нелады с психикой, и надо завязывать с жалостью к себе, самобичеванием и тоской. Но пото