утилась поблизости, остальные её товарки не вкушали ещё нежного мясца Герцога, поэтому не слишком быстро реагировали на его погружение, а старая обидчица тут как тут, ждёт, когда жертва погрузиться достаточно глубоко. Землянин целеустремлённо шёл вперёд. Достигнув определённой глубины, он остановился. По его прикидкам все акулы кроме одной не должны ещё на него нападать, а вот его старая знакомая может попробовать. Волны захлёстывали его с головой, но это никоим образом ему не мешало, он давно облюбовал это место для своей атаки. На дне находились крупные валуны, в которые так удобно втыкать копьё. Старая акула поняла, что её не дразнят, и стремительно начала сближение. Она рассекала водную гладь, подбираясь всё ближе и ближе, плавник парус зловеще трепетал на ветру. Герцог стоял неподвижно. Когда акула оказалась на расстоянии десяти метров и рыбина ещё больше ускорилась, Герцог быстро скользнул под воду, упёр копьё в здоровенный валун и выставил его в сторону нападавшей. Причём копьё он выставил, когда до акулы оставалось не больше пяти метров. Дистанция была слишком мала, и грозная хищница не успевала уже, ни свернуть, ни затормозить. Затем события пошли, как на замедленном воспроизведении. Многотонная туша начала насаживаться на толстый кол, тормозя изо всех сил. Герцог, убедившись, что процесс пошёл, отпустил копьё, и юркой щучкой ринулся вверх. Кол проткнул рыбину почти насквозь. У акулы началась агония, она вылетала из воды, крутилась волчком, стонала и ревела. Герцог улепётывал к берегу, что было сил, не дай бог попасть под удар умирающей акулы, и они вместе попадут в райское море. Вода окрасилась в розовый цвет, от водопадов крови, ручьями хлещущих из умирающей хищницы. Наконец активность акулы пошла на спад, и она постепенно затихла, чего не скажешь о остальных акулах. Увидев, что их подруга умирает, они устремились на каннибальный пир. заклятым врагом было покончено. Дождавшись, пока морские хищницы приступят к трапезе, человек вновь вошёл в воду и устремился навстречу неизвестности. Всё оказалась ещё хуже, чем думал Герцог. Действительно после того, как он десять раз чуть не умер, замирая у дна, вцепившись в очередной камень, чтобы не всплыть, его кожа обрела способность поглощать кислород из воды. Правда, муки при этом не стали меньше. Чернильные пятна, хоть и стали поменьше, но всё равно продолжали плавать перед глазами. Ощущение, что он вот-вот потеряет сознание, никуда не делось. Герцог постоянно едва удерживался от искушения, вдохнуть полной грудью, прямо у дна моря, позывы и спазмы сделать это, преследовали его постоянно. Но как бы то ни было, он научился добывать кислород под водой. Герцог продолжал плыть под водой, наблюдая, как могучие хищницы кружат над ним, как стая стервятников кружит над раненым буйволом. Давление воды, больно сжимало барабанные перепонки и рёбра. В конце концов, он просто выдохнул из лёгких ненужный уже воздух. тало легче. На глубине более ста пятидесяти метров, даже днём было темно, как ночью. Дайвер плыл, ориентируясь больше на ощупь, с направления он не сбивался, благодаря мерцающей у него на левом запястье голубой стрелке, денно и нощно указывающей ему путь. Иногда он запутывался в зарослях глубоководных водорослей, ядовитые медузы его яростно жалили, стегая кожу, как крапивой. Гигантские крабы предостерегающе щёлкали своими клешнями, недвусмысленно намекая о своём присутствии. Но, не смотря ни на что, упрямый человек продолжал двигаться вперёд. Я рыба, просто грёбанная теплокровная рыба, горько думал он, тщательно пережёвывая непередаваемо мерзкие водоросли. Но всё же дело пошло. Герцог скинул и лишний, и нелишний вес, кожа приобрела голубовато-белый цвет из-за отсутствия солнца. Он приноровился даже спать под водой, забившись под какой-нибудь валун. Его мучали непередаваемые боли в голове, от большого подводного давления, в животе, от несъедобных водорослей. Он перестал чувствовать вкус, во рту всё горело от морской воды. Но, не смотря ни на что, он упорно преодолевал остров за островом. Были у него и праздники. Добравшись до очередной суши, Герцог начинал лакомиться местной едой, праздничный стол украшали фрукты и овощи, рыбы и крабы, он надеялся, что это не родственники Боба. Кстати он на каждом острове, на рассвете гулял по берегу, но нигде не увидел ни одного краба, который любовался бы восходом солнца, как Боб. Порой Герцог скучал по своему другу крабу, но всякий раз отгонял от себя эти мысли, боясь опять впасть в меланхолию. Одна мысль поддерживала его всё время, у любого путешествия рано или поздно наступает конец. Плохо было то, что он потерял счёт времени. Но расстояния между островами продолжали увеличиваться, и неизбежно он скоро ступит на материк, или остров, на котором будет портал. На каждый следующий остров, Герцог поднимался, лелея в душе надежду, что это он, тот самый остров, на котором всё закончится, он медленно и робко выходил на берег, и шёл, выставив перед собой путеводную левую руку. Стрелка светилась и без перебоев показывала направление. Едва дыша, человек шёл по направлению, дрожащей рукой раздвигал ветви деревьев. В эти мгновения он был, как в лихорадке, ему так хотелось, чтобы всё уже закончилось на этом острове. Как сомнамбула, он пересекал остров, и не передать ощущения Герцога, когда он видел, что на этом острове нет портала, и придётся плыть дальше. На последний остров, землянин добрался ночью, измученный и усталый донельзя. Он не стал искать портал, и улёгся спать в ближайших кустах. Утром он вяло обходил очередной остров, когда увидел мерцающую арку. Герцог тихо охнул, и сел, от накатившей внезапно слабости. Человек сидел в пяти метрах от вожделенного выхода из этого опостылевшего водного мира. Нет, не так представлял он себе свои ощущения, когда обнаружит портал. Герцог думал, что он будет танцевать и петь от восторга, будет орать и показывать непристойные жесты этому небу. Оказалось всё не так. Было ощущение безмерной усталости, моральной и физической опустошённости. Герцог заставил себя встать, и на непослушных ногах поплёлся осматривать остров дальше. Он твёрдо решил плотно позавтракать перед дорогой, ему нужно было время, чтобы свыкнуться с той мыслью, что он покидает навсегда этот мир, мир, который так много ему дал, мир который так много у него забрал.