Герцог слегка пошатывался при ходьбе, почва вздрагивала, как испуганный конь. Взрывы на поверхности лавы участились, от водопадов низвергающейся воды. Герцог поймал себя на мысли, что у него возникла небольшая ностальгия, при воспоминании водного мира. – Боб, Боб, наблюдаешь ли ты сейчас рассветы, тихонько шевеля клешнями, или умер уже от старости. – Подумалось ему. Бежать уже не получалось, мешали бурные ручьи под ногами, мешал ноздреватый лёд, шипящий от злости на горячую лаву, заставляющую его превращаться в воду и пар. Эффекты высокогорья стали проявляться всё сильней. Начала кружиться голова, в глазных яблоках возникло очень неприятное ощущение, казалось, они хотят выдвинуться из своих насиженных мест куда-то наружу. Эффект низкого давления, догадался Герцог. Кровь ещё не шла из ушей и носа, но он понимал, что это только вопрос времени. Но всё же он медленно отрывался, от настигающей его магмы. Контрастность окружающей температуры поражала. Снизу поддувал обжигающий воздух, но стоило ветру швырнуть вниз свой порыв, как морозное дыхание гор напоминало, что лава это так, временное явление, на самом деле тут царит вечная зима. Через два дня Герцог понял, что он победил раскалённую кровь земли, теперь предстояло осилить царство льда, безмолвия и нехватки кислорода. Горящее озеро магмы осталось внизу, его уровень перестал подниматься. Лёд и снег окружил его со всех сторон. Чем выше он поднимался, тем сильнее становился ветер, он швырял в лицо ледяные иголки, начисто выдувал малейшие крохи тепла из его озябшего тела. Герцог ругался, что есть силы, скрючиваясь и съёживаясь, в надежде хоть немного согреться, но ветер был неумолим. Как непросто устроен человек, думал землянин, карабкаясь по отвесным кручам. Совсем недавно он чуть не зажарился заживо, мечтая о благодатной прохладе, горя желанием очутиться где-нибудь в морозилке, чтобы огненный демон перестал терзать его измученную плоть. Теперь же он страдает от морозного демона, и мечтает о счастье, очутиться хотя бы возле костра. Увы, деревья здесь не росли, и было неоткуда взять дров для костра. Да и гореть-то он собственно не будет, кислорода не хватало даже для дыхания, что говорить уже о горении. Герцог старался двигаться по ночам, днём отдыхая под ледяными торосами. Солнце даже не слепило, оно просто обжигало своими огненными лучами. Свет дробился, множился, отражаясь от снега и льда. Свет был повсюду, он стегал, как плёткой по глазам, бил сверкающей дубиной прямо в мозг. Глаза опухли и слезились, казалось нестерпимый свет, буквально режет белки и зрачки, своим горящим клинком. Долбаный полковник, он что, не мог выдать ему солнцезащитные очки, негодовал Герцог. Лёгкие хрипели и рычали, всасывая редкий воздух. В голове всё плыло и двоилось, даже сама реальность постепенно теряла чёткость, меняла свои границы. Парень знал, что замёрзнуть до смерти у него не получиться, благодаря биовирусу, в критической ситуации он просто уйдёт в анабиоз. Но тут тоже была своя проблема, как только это случится, он автоматически провалит задание. Тогда его вернут на исходные позиции, и вновь всё с начала, опять бежать от магмы, задыхаться в едком дыму, и остальные, не менее, худшие радости. Так, что ему переохлаждаться нельзя. А это значит, что с определённого момента, ему нельзя и спать. Если он уснёт, то организм неизбежно замёрзнет, тогда он автоматически уйдёт в анабиоз. С тоской в сердце, Герцог поднимал взор на заснеженные вершины. Их верхушки уже показались, и перевалы были уже совсем рядом, но ведь и сил то совсем не осталось. Полуслепой, замёрзший, Герцог двигался, как во сне. Он временами шёл, временами полз, карабкался вверх. Ему казалось, что рядом с ним шагает Элина в своём ситцевом сарафане, она подбадривала Герцога своими весёлыми рассказами и совсем не мёрзла. С другой стороны семенил на своих ножках старина Боб, он иногда пощёлкивал своими клешнями, и что-то клекотал на своём крабьем языке. Конечно, с такими попутчиками ему было идти гораздо веселей. А то он совсем замучился от одиночества. В минуты просветления, он понимал, что у него опять началось помутнение рассудка. Плохо было и то, что в компании Элины был его друг Боб. Элина была мертва давным-давно, и то, что вместе с ней был краб, однозначно указывало на то, что Боб также теперь встречает рассветы в загробном мире. Понимал Герцог и то, что его организм таким способом облегчает сознанию восприятие реальности, ведь сейчас он находился на грани жизни и смерти. Но потом на смену просветлению приходили сумерки, и землянин вновь оказывался в знакомой компании, вновь слышался смех девушки, и радостный клёкот краба. Герцог продолжал свой путь. Из носа и ушей, тонкой струйкой сочилась кровь. На привалах кровотечение прекращалось, начинаясь опять, когда путник продолжал движение. Герцог исправно ел питательные таблетки, жаль, но их оставалось всё меньше и меньше. Глухой, слепой, тощий, как обглоданная кость, Герцог, последние метры до перевала, полз со скоростью маленькой черепахи. В его бреду дружище Боб подталкивал его сзади, не давая скатиться со склона, а прекрасная Элина тащила его за руки и указывала направление. Рук и ног он давно уже не чувствовал, не слышал запахов, ни черта не видел, и не слышал, несколько суток не спал, поэтому воспринимал действительность, как затянувшийся сон. Однако перевал на высоте девяти тысяч метров он преодолел.