О чем русские говорили между собой, Люси не понимала, но несколько раз заметила, как Бруно выругал своих солдат за то, что они по привычке отдали ему честь. Надо сказать, что солдаты играли свою роль довольно бездарно. Очевидно, их отобрали не за ум и хитрость, а за бойцовские качества. «Неужели никто не видит, что это казаки, переодетые в штатское?» — удивленно спрашивала она себя.
Временами ее разбирал смех, когда она наблюдала за этими бездарными актерами. Афридии, охраняющие горные перевалы, без труда распознают в них солдат. Как Бруно не боится, что горцы истребят весь его отряд, едва он ступит на афганскую территорию?
Сам Бруно изображал купца, везущего в горы товар, чтобы выменять его на каракуль. Четыре вьючных мула были нагружены охотничьими ружьями, чаем и банками с английским печеньем. Как это ни странно, воинственные афганцы очень полюбили английское печенье, особенно шоколадное, и частенько, сидя в засаде на тех же англичан, с аппетитом похрустывали крекерами. Иронически улыбнувшись, Люси заметила среди банок и то восхитительное печенье, которым угощал ее граф. Теперь ясно, где он разжился своими знаменитыми бисквитами.
К счастью, первую ночевку отряд сделал еще на британской территории, поэтому нападения африди-ев можно было не опасаться. Люси предложила приготовить ужин — во-первых, ей хотелось завоевать доверие русских, а во-вторых, не мешало запастись дополнительной провизией. Ее уловка удалась: солдаты с удовольствием возложили на нее все заботы по приготовлению пищи.
Военный рацион по сравнению с тем, как Люси питалась во время бегства из Кувара, был поистине роскошным. Она без труда приготовила вкусный ужин. А заодно набила карманы припасами. Казаки не обращали на нее внимания, уплетая за обе щеки приготовленное блюдо. Под платьем у Люсинды был специальный мешочек, который она доверху набила краденым изюмом. Заодно она разжились козьим сыром, шариками вареного риса и прочими продуктами, которые впоследствии, улучив момент, перепрятала в свой седельный вьюк. Ей нужно было запастись едой на два дня, не больше. Молодую женщину несколько удивила беспечность капитана, не приставившего к ней специального охранника.
Бруно не производил впечатления человека беспечного или глупого, однако на третий день путешествия Люси пришла к выводу, что у этого офицера начисто отсутствует воображение. С каждым часом встреча с афридиями становилась все более вероятной, но капитан не проявлял ни малейших признаков нервозности. Как это ни парадоксально, его хладнокровие оказалось оправданным — когда в сумерках на русский лагерь наконец напали горцы, ничего страшного не произошло.
Люси затрепетала от ужаса, а Бруно не моргнув глазом продолжал разыгрывать роль купца. Один из солдат немного говорил на пушту.
— Мы торговцы, — объявил он афридиям. — Скупаем каракуль.
Афганцам, судя по всему, ни внешний вид «торговцев», ни довольно странное для коммерции время года подозрительными не показались. Должно быть, предводитель горцев считал, что все европейцы полоумные, и поэтому ничуть не удивился непонятной прихоти вести торговлю в зимнее время.
— Со всех, кто проходит через этот перевал, мы берем налог, — сказал он. — Так что платите подать.
Слова «налог» и «подать» в лексиконе афридиев появились недавно, и разбойникам ужасно нравилось, что теперь их ремесло называется не «грабежом», а «взиманием платы за проход».
— Мы заплатим, — ответил солдат.
Торг продолжался недолго, и афридии удалились, прихватив с собой шесть ружей и четыре банки печенья. После этого Бруно без лишних слов махнул рукой, давая понять, что можно двигаться дальше. Казалось, ему и в голову не приходит мысль, что афридии могут передумать, вернуться и перестрелять всех его людей. Поразительно, но больше горцы отряду ни разу на пути не попались. «Должно быть, все объелись печеньем», — мрачно думала Люси.
Вечером, готовя ужин, она внимательно приглядывалась к Бруно. Он был офицером, человеком военным до мозга костей — со всеми достоинствами и недостатками этого сословия. Непонятно, почему такой человек вызвался участвовать в диверсионной деятельности, к которой явно не имел склонности. Со своими людьми Бруно поддерживал спокойные, деловые, но лишенные какой-либо приязненности отношения. Единственная уступка, которую он сделал ввиду необычности ситуации, — запретил своим подчиненным отдавать честь. В остальном же он вел себя так, как предписано воинским уставом.
Очевидно, к своему нынешнему заданию Бруно относился как к воинской операции, подумала Люси. Перед ним поставлена задача: убить лорда Эдуарда и Абдур-Рахман-хана. Люси для капитана — нечто вроде проводника, который должен провести отряд через неизвестную территорию, а затем всякая надобность в ней отпадет. А если отпадет надобность, то к чему оставлять ее в живых?
Относительная свобода передвижения, предоставленная пленнице, не слишком ее обнадеживала. Можно было не сомневаться, что Бруно без малейших колебаний прикончит ее, как только доберется до Эдуарда и Абдур-Рахмана. Пока же, с его точки зрения, Люси не представляет никакой опасности. Она далеко от мистера Каррадина и британских властей, представить себе, что английская леди сбежит к афганцам, капитан не может. И уж тем более не способна она в одиночку бродить по горам. Вот чем объясняется спокойствие капитана. А значит, сбежать из лагеря, когда отряд будет недалеко от Курума, будет не так уж сложно.
Однако Люсинде пришлось переменить свое отношение к капитану. Произошло это на четвертый день — Бруно внезапно стал требовать, чтобы она точно указала, куда они движутся.
— В северо-восточном направлении, — уклончиво ответила Люси, не желая вдаваться в подробности. Честно говоря, она и сама была не вполне уверена, что правильно запомнила путь к селению.
— Мне нужно название деревни, — мрачно заявил Бруно. — И еще я должен знать, сколько дней пути нам осталось.
— Меньше пяти — если не придется сражаться с афридиями.
— Назовите селение, мадам. Уже пора.
— Да с какой стати? — возмутилась Люси. — Мы заключили сделку. Я отведу вас туда, а вы предоставите безопасность мне и моему мужу.
— И все же вы назовете мне место встречи, — тихо сказал капитан. — Иначе я прикажу вас высечь. Сделка, мадам, заключается между равноправными сторонами. У вас же выбора нет.
— Ничего вы от меня не узнаете, — дрожащим голосом ответила Люси.
Бруно приказал двум казакам, чтобы они крепко взяли пленницу за руки, а сам сорвал с нее накидку. Потом взмахнул кнутом и аккуратным, точно рассчитанным движением полоснул Люси по спине. Удар получился таким сильным, что молодая женщина рухнула наземь.
Бруно смотрел на нее безо всяких эмоций — как человек, выполняющий неприятную, но нужную работу.
— Не упорствуйте, мадам. Это занятие удовольствия мне не доставляет. Скажите, где назначена встреча.
Если рассказать ему, что встреча назначена в Ку-руме — что будет? Он ее убьет? Нет, сначала он должен будет проверить, верна ли полученная информация. Кроме того, Бруно должен понимать, что одно название деревни в этих безлюдных горах мало что значит. Ведь не надеется же он, что кто-нибудь из афганцев отведет его в нужное место? Значит, можно уступить?
Кнут просвистел еще раз, его удар пришелся прямо по позвоночнику, и низ живота отозвался острой внезапной болью.
Испугавшись за младенца, Люси воскликнула:
— Ладно, я скажу!
Поскольку она задыхалась от боли, Бруно протянул ей флягу с коньяком. Люси жадно прильнула к ней, ненавидя себя за слабость. Как легко довести пленника до состояния, когда он готов благодарить своих мучителей за малейшее проявление гуманности!
— Абдур-Рахман должен встретиться с моим мужем в селении Ким-Кох.
Она назвала деревню, находившуюся в пятнадцати милях к северо-западу от Курума. Пятнадцать миль — не такое уж большое расстояние, и она вполне сможет преодолеть его сама.