— Как ты мог так быстро выздороветь? Это невозможно! Кьен, не шути, возьми палку.
— Ну ладно, ладно. — Мне почему-то пришло в голову, что вовсе не обязательно демонстрировать всем и каждому, что я уже полностью здоров. Пока поболеем, присмотримся…
После этих мыслей мне стало совсем хорошо. Значит, я уже в норме, ели стал проявлять осторожность.
Прошли поле тана. Я все еще не без удивления рассматривал эту жуть. Сон древнего коммунистического владыки — который там, в России, кукурузу растил. Чуть ли не на Северном полюсе.
Нет, все-таки тан — это аналог кукурузы. Вот такой бы она была и на Земле, если бы там были схожие условия.
Ива поддерживала меня, я делал вид, что иду тяжело. На самом-то деле меня все подмывало схватить Иву и нести отсюда до «Поморника».
И ведь смог бы!
Нет, а приятно все-таки быть здоровым!
Мы прошли лес, перешли вброд ручей. Воды там было не так уж и много, всего мне по колено, но течение было очень сильное, ноги обжигал ледяной холод тающих горных ледников. Ива ни в какую не желала отпускать меня, и крепко держала за руку, пока мы шли по дну ручейка.
В нормальном своем состоянии я стал замечать много больше. При падении «Поморник» пропахал глубокую борозду, снес все деревья на пути и врезался носом в холм. Холм-то как раз и задержал стремительное движение падающей машины. Но садился «Поморник» еще при работающих корректирующих движках, иначе бы борозда была на пару сотен метров глубже. С большой воронкой в конце траектории. И так вон как землю расплескало, как будто студень…
То есть, в конвертерах могло остаться горючее.
Одна сотая грамма урана мне хватит, чтобы послать сигнал «СОС». Услышат его стопроцентно. Передатчик на «Поморнике» боевой, предназначен для того, чтобы держать связь в любых условиях. Он перекроет всю планету запросто, да еще и на орбите будет слышно отлично.
— Надо лезть внутрь, Ива. — Я отставил подальше палку. Говорить мне становилось все легче и легче. Пара приемов, еще из Академии, предназначенных для быстрого освоения языка, очень мне помогали. Можно уже даже думать на чужом языке, а это очень-очень быстро помогает…
Люк гостеприимно распахнул свой зев. Броневые пластины так и остались разведенными в стороны, они топорщились из корпуса, смотрели под прямым углом вбок, как сломанные лепестки розы.
— Кен, смотри!
Я обернулся. Ива указывала на маленькую птичку, присевшую на крыло. Птичка была очень похожа на воробья, только какой-то невероятной окраски — как попугай. Если бывают попугаи таких цветов — алое с белым… Снегирь, что ли? Видел как-то я такую птичку в учебнике. Таких на Земле уже не осталось, все вымерли давным-давно, еще в конце XX века…
— Что это? — Спросил я, разглядывая птичку. Та, склонив голову, рассматривала меня одним глазом, иногда отвлекаясь и пробуя клювом прочность обшивки.
— Ива.
— Что? — Я подумал, что самые мои популярные вопросы — это «что» и «как».
— Это птичка такая. Называется — ива. Я тоже — Ива. Потому что такая же веселая и легкая. А что означает твое имя? — Она исподволь смотрел на меня, ожидая ответа.
— Мое имя? — Я задумался. У меня это вроде бы уже спрашивали, и ответа ждали с таким нетерпением, что это заставляет задуматься… — Да ничего не означает. Это просто мое имя, вот и все.
Ива украдкой вздохнула. Чуть примолкла как то, ресницы опустились, губки стали чуть полнее. Темный ангел пролетел.
Я внимательно посмотрел на нее — такое ощущение, что сейчас я разрушил ее мир. Сильный удар, которого она не понимала… Сообразил я чуть позже и выругался. Первобытные суеверия — сглаз, порча… Ведь и девчонки мне представились кличками — Ива, Ветка… Да и остальные — вроде бы их по именам не зовут…
Ну, сделал дел, теперь молчи, чтобы хуже не стало.
— Кто как, а я внутрь! — И я осторожно, сохраняя впечатление полностью ослабевшего человека, протиснулся внутрь.
Ива чуть поколебалась, но все же храбро полезла за мной.
Внутри все сохранилось. То есть, я имею в виду, относительно сохранилось. Я видел как-то «Сапсан», потерявший управление при сходе с орбиты. Летчику удалось выровнять машину и посадить на брюхо. Но внутри все было так перекорежено, что аэрокосмический истребитель даже не стали ремонтировать, сразу подогнали тягач, прицепили за уцелевший стабилизатор и отволокли на свалку.
«Поморник» выдержал посадку с большим достоинством. Разбито внутри ничего не было, что удивительно. Никаких видимых повреждений, ничего такого, что могло бы насторожит меня.
Но это еще ни о чем не говорит. Не настолько я хорошо знаю эту мелкую аэрокосмическую шушеру, чтобы не насторожиться в любом случае. Повреждение может быть самым незаметным — трещины в защите энергопроводов, повреждения каркаса, неполадки в конвертере — и еще много что еще, что никогда не определить без энергии. Тут и с энергией не все определяют, а на глаз-то уж точно многое пропущу… Хотя «Поморник» — машина крепкая, большая и хорошая.
Ива протиснулась вслед за мной. Теперь она стояла в проходе, не в силах сделать вперед хотя бы один шаг.
Экраны все так же показывали панораму окрестностей — разумеется, только те экраны, чьи датчики не засыпало. Остальные были темны, как ночь. Разноцветные индикаторы на пультах, странные кресла и останки моего скафа на одном из них — все это не добавляло Иве храбрости.
Вот отсюда я полз. Скаф… Захваты и в самом деле плохо сработали, и это сыграло свою роль. Видно, что с правой части два захвата так и не закрылись. Три захвата срезано, вместе с частью скафа. Горелка резала то, что я ей приказал. Вот и разрезала… Надо же, она все еще тут…
Я отцепил горелку от рукава скафа и попробовал в ручном режиме.
Ага, счас. Ничего, совсем ничего — никакого отклика. Заряд на нуле, паста кончилась. Теперь, если не удастся достать горючее, горелкой можно заколачивать гвозди или представить крестьянам как магический жезл. И то и другое — равноценно…
Со вздохом я положил горелку на место. Это мне не поможет.
Что еще может быть в истребителе? Да ничего, честно говоря. Ракеты из пеналов или еще что — это я просто не вытащу, лазеры и пушки без энергии не заработают, да и не снять мне их без инструментов. Не зубами же керамит грызть? А боеприпасы лучше не трогать, все равно мне с ними не справиться. Даже как мины соседу в огород не забросить — не сработают.
Ничего полезного, проще говоря. А еще дом колдуна!
Но вот только колдуну суждено подохнуть тут, если колдун кое-что не найдет! А именно — хоть немного горючего! Чтобы все это заработало, наконец-то нормально заработало. Тогда можно жить если не припеваючи, что хотя бы с небольшим комфортом. Все одно лучше, чем в деревенских халупах. Но опять же, дорога в деревню будет заказана напрочь…
Нет, лучше жить вместе со всеми, не высовываться, и просто жить дальше.
Должны же меня найти, в конце-то концов?
— Ива, а как вы меня отсюда вытащили? — Удивился я. — Как вы проникли внутрь?
Иронии она не заметила. Вообще не заметила.
— А мы и не залезали внутрь. — Пожала плечами она. — Ты лежал у крыла стальной птицы, без сознания. Рядом с ручьем. Отец Марсипаний запретил нам входить в это место, потому что тут может быть плохая жизнь.
Ага. Значит, сюда они не лезли. Теперь я это знаю совершенно точно.
Я смутно помнил, как отсюда вылезал после посадки — как открывался шлюз, как я пил прохладный вечерний воздух, помнил ледяную воду, комками проталкивающуюся в пересохшее горло…
Странно, а почему ей отец запретил сюда входить? Вот интересно-то… Но, по зрелому размышлению, ничего удивительного, будь она моей дочкой, а с неба свалилась бы какая-нибудь непонятная гора, да еще с открытыми дверями, я бы тоже заказал ей тут появляться. Кто знает, что за гора, а дети — они на то и дети, чтобы везде пролезать, где надо и где не надо.
Значит, рубка выдержала. Световоды не расплавились, и экраны работают, но не все — наверное, остальные завалило землей или забило нагаром. Будь энергия, все можно было бы восстановить-очистить, но энергии-то нету в помине!