Тот, кто серьёзно защищает идею «всеобщего образования», ссылаясь на проблему будущих элит, не может с равнодушием пройти мимо этих аспектов японской культуры. Скорее нужно признать, что Запад под предлогом господства над природой и материей уже не один век как почти полностью оставил задачу господства над собой; что на Западе часто существуют серьёзные недоразумения о том, что на самом деле значит мужество, которое одностороннее путают с самыми примитивными, относящимися к физической силе или «волюнтаристскими» формами; что из–за злополучных обстоятельств известная на Западе аскеза — это аскеза религиозного, отрекающегося, созерцательного типа, но не та, которая может объединить, усилить и преобразовать воинское призвание и аристократическую этику. Там, где стремятся серьёзно преодолеть все эти ограничения при помощи действительно полного мужественного образования, идеи, подобные идеям бусидо, покажутся вовсе не чуждыми, а, напротив, имеющими определённую актуальность для духовного авангарда наших обновленческих движений.
И, наконец, последнее. Трансцендентальная концепция японского государства, исходя из центра, составленного династией, и излучающейся через вены, составленные великими семьями буси, достигает всех остальных элементов нации и, таким образом, пронизывает всё национальное общество тем же смыслом. Вся Япония чувствует себя носителем божественной силы, единственным народом, у которого есть универсальная миссия, несводимая к любым требованиям простой материи. И это не старая преодолённая вера. Среди строк, которые учит в нынешних школах каждый японец, вплоть до самого юного возраста, встречаются, например, следующие: «Япония — это единственная божественная земля. Японский народ—единственный божественный народ, и из–за этого Япония может быть светом мира». Знаменитый политик Иосукэ Мацуома, недавно представлявший свою родину при Лиге Наций, выразился следующим образом: «Я убеждён, чтобы миссия народа Ямато (то есть японского) —это защита человеческой расы от ада, от разрушения, и ведение её к ясному миру».
Здесь мы, естественно, видим «миф», то есть идею–силу, намеревающуюся создать в народе высокое духовное напряжение. Как указал Рудольф Вальтер, используя аналогичные выражения, в реальности понятие «избранного народа» и наднациональной миссии вовсе не является только лишь японским достоянием: везде неизбежно виден тот же смысл народа, наполненного метафизическим напряжением и проникнутого чувством, в котором за человеческими силами действуют также силы свыше. Речь идёт о вере, свойственной также и арийским народам, и чтобы найти на Западе не менее великий эквивалент японской традиции, нужно только вспомнить римский символ, вековую веру в aeternitas Romae и в наднациональную и универсальную миссию народа Рима.
Сегодня эти соответствия не лишены чёткого значения. После отделения наиболее случайной, обусловленной текущим моментом части японской идеологии — то есть японской исключительности, в качестве центрального ядра остаётся идея борьбы, оправданной не только честолюбием материальной власти и чисто политическими причинами, но скорее идеей, миссией, призванием духовного господства и, по сути, трансцендентальным ориентиром. Так вот, необходимо, чтобы сегодня в текущей борьбе в той или иной форме всё более решительно утверждались бы значения этого рода, ограничивая силу других мифов и призваний. Поэтому Япония может соприкоснуться снами, и прежде всего с представителями, осведомлёнными о римской имперской традиции, не только на политическом, материальном и военном, но также духовном и идеальном фронте. Этнические и натуралистические различия не могут замаскировать бесспорное схождение в области традиционного духа. Тот, кто сумел сохранить этот дух с отдалённых эпох, может вступить в сражение на стороне того, кто сегодня пытается отвоевать его после преодоления упадка, разрушения и помрачения, характеризующего псевдоцивилизацию современного мира.