Зачастую идеологии, преодолённые самой сознательной частью культуры, согласно силе инерции долго продолжают своё существование в наименее образованных слоях нации. Хорошо известно, что именно было опьянением «эпохи Просвещения» и её якобинского приложения: не верили больше ни в Бога, ни в традиции, ни в кровь, но только в Науку с прописной буквы. Только с Наукой — подразумевалась, естественно, материалистическая и «реальная» наука — началась бы эпоха истины и уверенности и были бы преодолены обскурантизм и суеверия предшествующих времён. Наука создаст благосостояние и счастье человечества, и в самых откровенных формах этих идеологических заблуждений представлялось, что в будущем народами должны управлять никоим образом не династические, духовные или героические аристократии, а скорее группы инженеров и учёных. Следовательно, такой радикализм, такие прогрессивистские и просвещенческие идеи ушедшего времени —это ничто иное, как большевизм, наивно полагающий, что когда для обезличенных масс откроются наука и техника, материализуются двери нового земного рая.
Остатки такого мышления ещё существуют в наименее образованной среде: существует суеверие «науки», то есть убеждение, что только наука «основательна», что она везде устанавливает язык фактов, предлагает точную уверенность, устанавливает твёрдые знания, в то время как всё остальное туманно и произвольно: примерно как всё то, что превосходит план грубой экономики, марксизм квалифицировал как «надстройку». Итак, те, кто агитирует сегодня за «исключительно научный расизм», действительно «идут в народ»: вместо содействия ликвидации этих существующих остатков изжитого мифа, распространённого в наименее образованных слоях общества, они полагают, что могут использовать его в качестве прочной основы, чтобы «произвести впечатление» и придать фальшивый авторитет своим поверхностным, но решительным утверждениям, непоследовательным и противоречивым при всяком серьёзном исследовании. Если бы мы говорили здесь о естественных науках чисто физического или абстрактно классификационного порядка, то зло, по сути, не было бы большим. Действительно, в этой области нельзя сразу же исправить умственные деформации, датирующиеся веками, и убедить всех и каждого, что современное «научное» знание природы — это уродливое и неорганическое знание, касающееся только одной и скорее наименее интересной области реальности, а её воображаемые «факты» существуют не сами по себе, а являются искусственными продуктами произвольной абстракции и приобретают совсем разный смысл согласно системе, в которой они интерпретируются. В современной критике науки всё это является общим местом.
И здесь не нужно ссылаться на Бутро, Генона, Павесе, Пуанкаре: всякий честный ученый, взятый camera caritatis, [30] непременно признает относительность и случайность современного научного «знания» природы, миф его «неоспоримых фактов» и его неоспоримой уверенности — иначе дела обстоят только в самых грубых формах популяризации, связанных с идеологическими «просвещенческими» остатками, о которых мы уже говорили. Но так как мы ещё далеки от реставрации традиционного, качественного и живого знания природы, иллюзии относительно истинного значения физических наук, которых ещё придерживается широкая публика, не имеют серьёзных последствий. Вещи обстоят иным образом, когда речь идёт уже не о физических и классификационных науках, а об области жизни, то есть биологических науках. Здесь последствия сциентистского суеверия могут быть даже губительными. Так, люди, на которых мы намекаем, безапелляционно утверждают, что в области научной биологии существует та легендарная «объективность», тот язык «чистых и неоспоримых фактов», тот ipse dixit, [31] которую современная эпистемология опровергла даже для области физических наук, и которая в сфере общественных приложений вызвала точные слова Муссолини: «Нигде в мире нет ничего научного. Наука объясняет нам явления, но она не объясняет нам их причины» (Scritti e discorsi, II, p. 160).
Далее, здесь мы говорим также и об особом типе невежества. Эти глашатаи научного расизма, не имея никакой научной компетенции, из–за неправильно понимаемого патриотизма ссылаются в основном на итальянскую биологию и антропологию. Но сегодня итальянская антропология и биология, к сожалению, вовсе не находятся в авангарде мировых исследований по той простой причине, что в них ощущается общий материалистический и позитивистский климат Италии девятнадцатого века. С другой стороны, немалое количество последних течений в биологии и той же генетике, ввиду их тесной связи, были вынуждены принять рабочие гипотезы и критерии, достаточно далеко отошедшие от «позитивизма» и сциентизма: достаточно упомянуть Дриша[32] и Дакю. [33] Но в той среде, о которой мы говорим, всего этого как будто не существует. Биология, из которой они делают миф, по своей сути устарела уже в области техники научного исследования. Они, вероятно, этого не знают. Но если бы и знали, то было бы, вероятно, то же самое, потому что для них речь идёт не о том, чтобы просвещать и действовать посредством правды, а скорее о создании простой и при этом ошибочной пропаганды. Но из–за чего? По причине личных интересов, и в основном из–за страха. Эти люди хорошо знают, что, если проблема расы у нас будет поставлена не на просто «научном» и «биологическом» плане, а скорее тоталитарным способом, как это сделано в Германии, то появились бы «неприятности», столкнулись бы те или иные тенденции, возникли бы случайности и осложнения, которым, несмотря на внешнюю полемическую активность, они втихую предпочитают удобную жизнь без «неприятностей». Они не замечают своего фактического отречения, игры на руку противнику. Действительно, чего больше могли бы желать те, кто захотели бы монополизировать духовные ценности и всё то, что является «традицией» и мировоззрением, если не ограничения расовой проблемы материальным, биологическим и «научным» планом, чтобы развязать себе руки по отношению к настолько кастрированному расизму? Научный курс расистской пропаганды ошибочен, потому что, если идея расы у нас должна стать действительно силой, она должна быть понятой in primis et ante omnia[34] в этическом и политическом, духовном и героическом смысле: всё остальное может быть только следствием и дополнением.
[32]
Ханс Дриш (Driesch, 1867–1941) — немецкий философ, первоначально биолог. —